Тем не менее я согласился на этот разбой средь бела дня и предложил ему выслать счет в канцелярию «Малиновский и Глыдр». Ваш дядя исчез в чуланчике у себя за спиной, вынес оттуда серый конверт — вот этот — и вручил его мне. Когда мы, покончив со служебными обязанностями, расслабились, я спросил вашего дядю, хорошо ли он знал Халину Ментиросо. Дядя ответил, что до восемьдесят девятого года встречался с ней очень часто и, хотя она и портила ему показатели, искренне ее полюбил, потому что она была неплохая девушка. На этих встречах она пересказывала ему произведения мировой литературы, на чтение которых вашему дяде никогда не хватало времени. Сегодня он жалеет, что ничего из этого уже не помнит. Они не виделись больше десяти лет. В марте или апреле Халина пришла в агентство «А. А. Ковальский и детективы», узнала вашего дядю, и это показалось ей настолько забавным, что она сразу же предложила ему заняться ее поручением. Сдается мне, она верила в его изрядную компетенцию и моральные устои. Кстати сказать, вы знаете, что по-испански значит «Ментиросо»?
— Не знаю, — холодно ответил я.
— Лгунья, — самодовольно объяснил Пумский.
Из всей этой речи я сделал вывод, что мой сосед любит щегольнуть инициативой, что он болтун, зазнайка и вообще негодяй и страшный проныра. К счастью, внешность и речь Станислава Пумского в комплекте с визиткой канцелярии «Малиновский и Глыдр» произвели на дядю столь сильное впечатление, что он изъял аутентичные материалы из своего личного архива, где хранились копии всех дел, которые вело наше агентство, хотя, как мне кажется, закон это запрещает. Дядя, наверное, подумал, что Халинин адвокат прекрасно знает, какого рода поручение она доверила нашему агентству, а поскольку хотел получить на этом еще какие-то деньги, помимо тех, что вытянул из Халины Ментиросо, то не мог слишком грубо дурачить почтенную канцелярию.
Итак, в конверте лежала пачка фотографий, запечатлевших двух мужчин: один из них, постарше, был в епископском облачении, а другой, ergo помоложе, — в куцем стихаре министранта, из которого вырос лет семь назад. Недогадливым читателям поясню, что, кроме литургического облачения, и то неполного, на них ничего больше не было. На оборотах фотографий значились даты и места свиданий, а также настоящие и вымышленные фамилии, которыми пользовались оба господина. В свете — или, скорее, во мраке — этих безобразий последние слова Иво Мая обрели совсем иной смысл. Я долго раздумывал, где бы получше спрятать сей прискорбный трофей, и в конце концов счел, что лучше всего подойдет альбом тетки Дзержищав. Засунул фотографии между страницами и положил альбом на кафельную печку. Потом выпил две таблетки аспирина, довольно безуспешно попытался привести себя в порядок и вышел в город.
На Главпочтамте я получил телефонный справочник, после чего воспользовался телефоном.
— Издательство «Гарцовник-эдиторс», — услышал я в трубке.
Мне показалось, что оба «р» прозвучали немного картаво, но с тем же успехом это могли быть и помехи на линии. Зажав нос, я представился похоронным агентом, организующим церемонию погребения блаженной памяти Халины Ментиросо.
— Но вскрытие ее трупа еще не закончено, — возразила моя собеседница. — Кроме того, пропала селезенка, а это важное вещественное доказательство.
— Селезенка пани Ментиросо пока не обнаружена, но на ее поиски могут уйти годы. Поэтому мы заменили ее резиновой уточкой. Если вы предпочтете кремацию и урну, отсутствие селезенки вообще ничего не изменит. Другое дело, если речь пойдет о гробе, склепе или мраморной гробнице. Выберете вид погребения сами или будем мучить подробностями безутешного в своей скорби вдовца?
— Я выбираю кремацию и урну, — решительно ответил голос. — А вообще — никакой урны. Развейте прах над болотом с крокодилами. Это были любимые зверушки усопшей.
Я услышал достаточное количество «р», чтобы убедиться: Ина Серая Мышь чувствует себя превосходно. Меня это успокоило, хотя и слегка разочаровало. Я уже представлял себе самые черные сценарии ее судьбы, которые оправдывали бы то, что случилось со мной. А она между тем на следующее утро спокойненько вышла на работу. Такого разочарования в женщинах я не испытывал уже давно. Что красотки двуличны, это я знал, но от дурнушек ожидал большей порядочности.