Я ступила на борт станции «Афина».
Широкий коридор, практически туннель тянулся в обе стороны. Я замерла, крутя головой. Дух захватило. Даже представить себе размеры станции не представлялось возможным.
И — ни души. Пустота и тишина. Страшно…
— Не бойся, — послышался голос. — Иди сюда.
Я вздрогнула.
Вот — дверь с надписью «Служба безопасности». А рядом с ней — он. Судя по переливам ауры, старше меня лет на восемь-десять. По крайней мере, в плане опыта.
Он пренебрёг этикетом. Здесь так принято? Я не знаю… А пока не знаю — не нужно совершать необдуманных поступков.
И я сверкнула белой ментомой, шагнула к нему, сказала:
— Здравствуй, друг…
— Заходи. — Он распахнул дверь. — И убери эту ерунду. Ты что, малое дитя? Это твоя личная ментома?
Белый цвет потускнел.
— Д-да… прости.
— Белый — цвет чистоты.
Больше он ничего не сказал, ограничился лишь этой констатацией. Остальное я сумела додумать сама.
Какая может быть чистота — на земле? В этому умирающем мире, поражённом Чёрной Гнилью? Мне не следует бравировать белым цветом, ведь и внутри меня живёт — смерть.
03. Плохая статистика
Кабинет был традиционной пятиугольной формы. Помещения такой формы наилучшим образом аккумулируют положительную энергетику, успокаивают дух, снижают уровень стресса.
Стол тоже был пятиугольным, и это уже казалось какой-то вычурной нелепостью. Когда я села в предложенное кресло, острый угол стола смотрел мне в грудь, и казалось, что вот-вот оттуда вылетит смертоносный луч, пронзит меня насквозь, если я скажу хоть одно неверное слово.
Сотрудник безопасности сел с другой стороны, за плоской гранью. В безопасности. Коснулся пальцами воздуха. По мерцанию я поняла, что он оперирует с индивидуальным голографическим экраном. Что на нём — гадать не приходилось. Моё досье.
— Имя, — потребовал безопасник.
— Моё?
— Моё мне известно.
— Мне — нет. Разве тот, кто начинает разговор, не представляется первым?
Он посмотрел на меня. И белая ментома выскочила сама по себе. Безопасник ответил чёрной ментомой.
— Пойми вот что, — сказал он. — Сейчас решается вопрос о том, оставить тебя здесь или вернуть на землю. Я решаю этот вопрос.
Замолчал в ожидании.
Я кивнула:
— Вы, вероятно, будете оценивать, смогу ли я быть полезна Общему Делу.
Ментома вспыхнула и исчезла, я не сумела оценить её цветовой гаммы. Кажется, там было раздражение и ещё — насмешка. Больше безопасник не позволял себе таких слабостей. Больше его ментом я не видела.
— Общее Дело, — сказал он, — прекрасно справляется без помощи с земли. Ты здесь лишь потому, что существует благотворительная квота. Оценивай ситуацию правильно: тебе предоставлен шанс лишь из жалости к твоему незавидному положению. Самый скверный уроженец Безграничья в десять раз полезнее и талантливее самого одарённого виртуоза с земли.
Безграничье.
Вот как они называют космос, вселенную, которую провозгласили своим домом.
Но разве вся эта война продолжается не потому, что мы хотим вернуть себе право на собственный мир?..
— Начнём с начала. Имя?
— Алеф, — чуть слышно произнесла я, раздавленная этой огромной массой, с которой мечтала стать единым целым.
— Имя неканоническое. Причина?
Всё ему известно. И имя, и причина. Он не сводит глаз с досье. Проверяет меня? Буду ли я лгать? Какой безумец станет лгать в такой ситуации? В этом же нет ни малейшего смысла.
— Я была рождена от плотского союза мужской и женской особи. Они не имели права дать мне имя из канона, поэтому нарекли, взяв буквы из собственных имён.
Безопасник перевёл взгляд на меня. Я, как щитом, закрылась белой ментомой. Она всегда скрывала всё. Радость и боль, счастье и горе.
— Как их звали?
— Альвус и Еффа.
— Что заставило их пойти на такой шаг, как зачатие ребёнка столь примитивным способом?
— Этого я не знаю. При зачатии меня не было рядом.
— Они не рассказывали об этом?
— Они умерли, когда мне было лишь четыре года. Тогда я ещё не готова была задавать такие вопросы и слышать на них ответы.
— Причина смерти?
— Очередная вспышка Чёрной Гнили. У них началась активная фаза.
Ментом не было. Однако мне казалось, что безопасник удовлетворён услышанным. По крайней мере, я не отклонилась от правды, зафиксированной в его невидимом досье на меня.
— Как и все жители земли, ты заражена спорами Чёрной Гнили.
— Да, обследование подтвердило, что споры находятся в стазисе.
— Ты отдаёшь себе отчёт в том, что они могут начать развиваться в любой момент?
— Как показывают данные статистики, такие случаи крайне редки. Если болезнь не развилась сразу, она остаётся в стазисе до конца жизни носителя. Я точно так же, как все, рискую лишь попасть под новую вспышку. Или волну. Я слышала, что в Безграничье их называют волнами.
Если у меня и получилось произвести на безопасника впечатление своей осведомлённостью о сленге Безграничья — виду он не подал.
— Взгляни на эту статистику.
Он сделал движение пальцем, и его личная голограмма стала видима мне. В воздухе висел круг, залитый красным примерно на две трети. Одна треть оставалась бирюзовой.
— Данные за сотню лет, — сказал безопасник. — Шестьдесят пять процентов заражённых спорами земных обитателей при работе на дальних станциях заражаются Чёрной Гнилью. Малейшее промедление — и идёт волна. Родившимся в Безграничье эта волна не угрожает, она идёт на землю, зачастую не доходит. А в вас словно бы чувствует «своих». И будит споры.
Этой статистики я не знала.
Долго смотрела на агрессивно-красный кружок, потом сверкнула белой ментомой:
— Ну что ж… Значит, придётся работать без промедлений.
— Это будет зависеть не только от тебя. На станции ведётся работа в составе пятёрки.
— Значит, я постараюсь собрать пятёрку, которая не допустит промедлений.
— Собрать? — переспросил он. — Извини, но даже беглый анализ твоего спектра показывает, что лидерские качества у тебя отсутствуют. Ты ничего не будешь собирать. Это тебя — соберут. Если повезёт. Собирая пятёрку, обычно надеются существовать вместе долго. Лишь через пять лет совместной деятельности пятёрка раскрывает свой потенциал на семьдесят процентов. Таких, как ты, неофициально называют «расходниками».
Моя белая ментома продолжала сверкать, сбивая с толку безопасника. Из-за этой белизны он не мог понять, что я чувствую. Он умел скрывать свои чувства, его этому, верно, учили. А я не должна была такого уметь. Но Еффа с детства воспитала меня так. И я всегда встречала мир лишь этой белой ментомой.
Кого-то она выводила из себя. Кто-то считал её милым чудачеством. Но измениться я уже не могла, да и не хотела.
— Ты хочешь напугать меня, чтобы я вернулась домой?
Помолчав, безопасник сказал:
— Перейдём к сути. Согласно земным тестам и твоему уверению, ты слышишь Музыку. Однако здесь ни то, ни другое особенно не котируется. Тебе даётся три дня, чтобы подтвердить свою способность. По истечение трёх дней ты либо пройдёшь наш тест, либо вернёшься домой.
— Что должно произойти через три дня?
— За три дня. За эти три дня ты должна услышать Музыку.
— Но… Это ведь не происходит по моему заказу. Я просто слышу, когда она есть…
— А она есть, Алеф. Здесь Музыка звучит постоянно. И то, что ты до сих пор её не слышишь, говорит не в твою пользу. Но я иду на уступки. Три дня — это максимальный срок, который нужен уроженцу Безграничья, чтобы услышать. Обычно всем хватает пары минут.
— Но я ведь не уроженец…
— Тебе придётся либо соответствовать, либо вернуться домой. Разговор закрыт. — Он взмахом руки скрыл голограмму. — Жить пока будешь в казарме, со стаффами.
— Стаффы? — Я встала, не дожидаясь приказа.
— Младший обслуживающий персонал, не слышащий Музыку. Впрочем, там не только стаффы, а и другие, подобные тебе. Информацию о распорядке получишь там же. Ровно через семьдесят два часа тебя проводят на тестирование. Удачи.