Вспышка моего гнева оказалась настолько сильной, что пламя костра порскнуло по земле злыми искрами, как от налетевшего шквала, и едва не погасло. Люди вмиг замолчали, а меня окружили встревоженные духи шаманов. Гнев пробудил глубинную Силу, я ощутил её даже здесь, и потянул к себе, намереваясь покарать трусливых, и заодно собственного сына, его первого!
- Духи гневаются, потому что среди нас есть трусы, - произнёс камлающий шаман, по-прежнему не открывая глаз.
И тогда заговорил вождь племени. Его дух полыхал яростью, а слова тоже несли Силу, да ещё какую! Сила захлёстывала воинов тугими жгутами, раскаляла злостью и укрепляла. Я так удивился, что гнев почти угас, но разбуженный поток из недр Земли, способный натворить бед, по-прежнему рвался на волю. Дух реки указал на руководителя племени, и я направил поток вождю. Тот вкладывал Силу в слова, и каждый воин получил заряд Силы. Трусливые духи теряли жёлто-шафранный цвет, наливались багряной злостью, стягивались чёрной сетью воли.
Когда вождь замолчал, дух реки словно растворился, а шаман открыл невидящие глаза и начал постукивать в бубен. Повинуясь неторопливому ритму, глубинная Сила ослабла и стала ускользать, и я потянулся за ней к своему домику. Камлание подошло к концу.
На следующий день сбылось предсказание духа реки.
Время текло, словно вода в реке, ни остановить, ни вернуть обратно. Недалеко от моего жилища, вдоль разлома, появился ещё один, заселённый духом состарившегося шамана-ученика. Со временем над разломом поселился и его ученик.
А потом пришло многочисленное племя и вытеснило наше. Чужие сначала не церемонились с каменными домиками, и один из духов исчез из осквернённого места. Шаман между тем распознал место Силы и велел вести себя почтительно. Люди послушались его, их и самих сюда тянуло, и я делился с ними Силой, облегчающей болезни и огорчения. Дети тоже прибегали, старались вести себя потише, да только ничего у них не получалось. Они бегали вокруг каменных жилищ, влезали на крышу, ненадолго присаживались, елозили по верхней плите, свешивали вниз мельтешащие пяточки. Если дети хоть немного сидели на одном месте, я мог направить незримый поток и на них.
Долго селилось в наших местах чужое племя, но исчезло и оно. Пришло другое, его сменило следующее. Потом люди и вовсе исчезли. Черпая Знания из сети с узелками, я знал, почему: менялся климат, здесь стало слишком сухо.
Средний мир менялся. Люди строили замки и ковали латы, мололи зерно на мельницах и пахали на быках, пересекали океаны и порабощали друг друга.
Вернулись дожди, и с ними люди. Шамана среди них не было. Нашлись два любопытных друга, вытащили шар из входа-отверстия и закатили его в кусты. Хозяйственные женщины выволокли его оттуда, унесли в стойбище и приспособили для своих нужд. Теперь в дни равноденствия яркое светило по утрам целиком закатывалось в моё жилище. Деваться некуда, приходилось терпеть.
Люди и без шамана учуяли исходящую из недр Силу, стали приходить к обитаемым домикам и получать помощь.
Площадка перед моим жилищем вросла в землю, словно её и не было. Шары-затворы все до единого понадобились людям. Землетрясения разрушали каменные домики, у двух сместились крыши, и духи покинули их. Остался я, да ещё ученик, к нам и тянулись люди, желая посидеть в уединении, отдохнуть, утешиться.
Мир стал меняться с необычайной быстротой. Я едва успевал впитывать новые Знания. "Дольмены" - так теперь назывались каменные жилища духов, а ещё - "мегалиты". Редкие дольмены оставались обитаемыми, и больше их не строили. Люди растеряли заклинания, которые переносят по воздуху камни и размягчают их. Стойбища стали большими и назывались сёлами, посёлками, городами. Людей на Земле стало много. Новые понятия рождались в Пространстве, и я не успевал их усваивать: самолёт и автомобиль, подводная лодка и подъёмный кран, печатный станок и капитал, геноцид и фашизм...
Я отгородился, защищаясь от потока Знаний. Но остаться в одиночестве я не мог, приходили люди и невольно приносили вести. Лучше бы я их не знал! Средний мир стонал от страшной войны. Стали приходить увечные, искорёженные войной, мутные, словно запачканные, в острых багровых осколках, и Сила, текущая из разлома, не могла их выпрямить, сколько бы ни обнимала, утешая.
Сверху дольмены можно принять за доты, это я уже знал, когда над нашими дольменами пролетели три самолёта. Каменное жилище ученика разлетелось в разные стороны. Рядом рухнуло ещё несколько бомб. Мой домик вздрогнул, присел, а потом высоко подпрыгнул. Под крышей ярким лезвием блеснул дневной свет, затем дольмен целёхоньким встал на место. И только потом я испугался. Нет, рано мне ещё покидать Средний мир, я ещё нужен... А ученик всё ж успел попрощаться, становясь частью Пространства.
Так я остался один.
Отгремела страшная война. Люди по-прежнему тянулись к дольменам. Охваченные любопытством, они бродили вокруг соседних домиков, заглядывали внутрь, удивлялись, ощупывали рисунки, но рядом с моим жилищем топтались особенно долго, и, если задерживались, получали толику Силы: я привычно помогал каждому, кому удавалось. Дети, как и раньше, лазали по крыше, опускали на неё свои вертлявые попки, сидели, болтали ножками, и тогда я успевал закутать Силой и их, не сердясь на отсутствие всякого почтения. Ведь у них нет шамана, который объяснил бы, как нужно вести себя в местах Силы.