— Как тебе не стыдно, тата?! — воскликнула Фросика.
— Ты до моего стыда не касайся! — повысил голос отец. — Ты о своем подумай! Без родительского спросу привела в дом шалопая, без роду и племени! Да он черенка воткнуть в землю не может! Потому, видать, и в лес подался, стрелять оно легче, чем землю потом обливать!
Заплакал ребенок. Фросика взяла его на руки, стала ходить по комнате:
— Спи, Петрикэ, спи, маленький! Завтра мы уйдем отсюда! В лес уйдем, к папе! В лесу хорошо, тихо…
Константин Гангур шел по сельской улице, и на его груди звенели боевые медали. Приветливо кланялись ему односельчане, следом почетным эскортом тянулась ватага ребятишек. Повстречался молодой инвалид на костылях. Константин с трудом узнал в нем одного из своих сватов. А Константину вот повезло: руки-ноги целы, лицо не изуродовано, видать, в рубашке родился!
И тут Константин увидел Фросику. Она медленно шла навстречу, держа за руку четырехлетнего Петрикэ. И почувствовал Константин, что не может двинуться с места, отнялись ноги…
Рванулась Фросика, птицей полетела к мужу. Повисли оба, жена и сын, на его шее, и Константин ожил, закружился с ними. И улица, и небо — весь мир закружился в победном вальсе.
Константин Гангур и Тома Виеру сидели друг против друга и кололи орехи. Зажимали по два ореха между ладонями, раздавался хруст — и раздавленные орехи ложились перед Петрикэ, который сидел сбоку, старательно очищая их от скорлупы. Все трое сосредоточенно молчали. Только Петрикэ поднимал голову всякий раз, когда от резкого движения на отцовской груди звякали медали.
К столу подошла сияющая Фросика, поставила графин с вином. Тома разлил в стаканы, поднял свой:
— Со свиданьицем.
Константин сделал несколько глотков, крякнул от удовольствия:
— Вот это вино, я понимаю!
— Это уже не вино, — сказал тесть, — перестояло. Поздно я спохватился, не до него было.
— Ну, а мое, видать, недостояло, — сказал Константин. — Фросико, а ну-ка, принеси фляжку. И чистые стаканы.
Он разлил содержимое фляжки. Тесть взял свой стакан, принюхался:
— Откуда это?
— Партизанское, — улыбнулся Константин. — Прошлой осенью наткнулись на заброшенный виноградник, вот я и попробовал… — Он чокнулся с тестем — Норок, тата.
— Норок.
Тесть отхлебнул глоток, подержал во рту и… выплюнул.
— Доброе вино ты сделал, Костаке, — весело сказал он. — Таким врага напоить, и снарядов не надо — наповал сразит. Как чума!
Посерело лицо у зятя, поднялся он, звеня боевыми наградами, крикнул:
— Ефросиния, собирайся!
— Куда? — застыла жена на пороге.
— На квартиру!
Константин шел по склону холма, где когда-то были виноградники. Теперь здесь все было изрыто окопами, воронками. Он остановился возле чудом уцелевшего старого куста, сорвал гроздь иссиня-черного винограда, съел несколько ягод.
— Товарищ Гангур!
С холма к нему спускался низкорослый мужчина в кителе военного образца. Это был секретарь райкома Цуркап.
Они обменялись рукопожатием.
— Пейзажем любуешься? — Цуркан опустил руку на его плечо. — Как ты думаешь, сколько лет надо, чтобы восстановить все, как было?
Константин неопределенно пожал плечами.
— Это не ответ будущего директора хозяйства, — с упреком сказал секретарь. Константин оторопел. — Завтра вечером чтоб был в райкоме, будем утверждать. Возражения есть?
Новость свалилась как снег на голову. Константин лихорадочно соображал:
— Знаний у меня нет, Игнат Георгиевич!
— Будешь учиться без отрыва. Что еще?
— И потом, возраст у меня…
— Сколько тебе?
— Двадцать семь.
— Ну что ж, в самый раз. Техникой мы тебе поможем, а с людьми тебе повезло, Константин Григорьевич. В селе живут потомственные виноградари, вот у них и учись этому делу. — Секретарь поднял валявшийся кол и вонзил его в землю.
Меж зеленых холмов движется белая «Волга», в которой сидит пожилой Константин Григорьевич Гангур. Со склонов к дороге сбегают стройные ряды виноградников. Бетонные опоры шпалер белым пунктиром прошивают зеленое море.
— Ну как там, в Венгрии, Константин Григорьевич? — спросил водитель. — Как их вина?
— Отличные вина… Венгры в этом толк знают. Возили нас к знаменитой токайской горе. Гид рассказывал, что в прошлом веке офицеры приказывали своим солдатам проходить мимо этой горы парадным шагом: так они ценили токайское. Вот я и думаю, а пройдет ли кто-нибудь парадным шагом мимо наших холмов? Сколько пота на их склонах пролито, орошать не надо…