Успокоение на том или ином взгляде не может, однако, заглушить человеческого стремления обозреть весь мир, раскинувшийся за изгородью собственной области. Благодаря этому разыгрывается удивительное зрелище: в тот момент, когда старая метафизика якобы погребена, неожиданно возникает новая, которая, правда, не желает считаться метафизикой, однако так очевидно отличается всеми признаками, присущими метафизике всех времен, что волей или неволей ей приходится примириться с причислением ее к метафизике.
Историки новейшей философии уже заняты перенесением только что возникших систем в великий мавзолей бывшей метафизики и снабжением их теми ярлычками, по которым будущие поколения сумеют их отыскать. При этом в высшей степени любопытна одна особенность новейшей метафизики: за небольшими исключениями она строится не «философами», т. е. лицами, философствование которых вытекает из их профессии, а возникает среди позитивных наук, в среде физиков и химиков, зоологов и физиологов, юристов, политико-экономов, теологов и историков. Одна только филология не соблазнилась до сих пор песнями сирены, напеваемыми умозрением, отличаясь этим от своего собственного прошлого в эпоху Канта и Шеллинга. Но одно из наиболее характерных явлений настоящего времени — это то, что из всех указанных областей преимущественно пред другими занята концепцией метафизических идей наиболее точная и позитивная — область естествознания.
Можно быть какого угодно мнения об этом явлении, во всяком случае, оно говорит не в пользу мнения, усматривающего в метафизике лишь науку прошлых времен. Вместе с тем оно выдвигает пред нами вопрос о том, в чем источник умозрительного инстинкта, который, как только, казалось, исчез из философии, тем сильнее начал шевелиться в науке позитивной… Вникнув в то, к чему всегда стремилась метафизика, мы сможем, не задумываясь, сказать: это инстинкт человеческого разума, который не может удовлетвориться познанием отдельного, а в рамках ограниченной сферы, к которой это отдельное принадлежит, приводит его в связь с другим отдельным и стремится к выработке такого мировоззрения, в котором были бы объединены в одно целое разрозненные или слабо связанные обрывки нашего знания. Это, конечно, потребность, которая не у всех людей и не во всякое время одинаково сильна, но она также, как и религиозная и нравственная потребности, никогда не исчезнет. Можно сомневаться в том, достигнет ли когда-нибудь своей цели этот инстинкт умозрения; больше того, можно допустить, что эта цель так же, как и нравственный идеал, может только соответствовать наличному состоянию культуры и духовной жизни. Но именно ввиду того, что цель инстинкта умозрения отодвигается все дальше, чем ближе, казалось, к ней подошли, позволено не без основания сомневаться в том, что он когда-нибудь совершенно исчезнет.
Этим, однако, не вполне точно определено содержание метафизики, ибо не все попытки образования мировоззрения, вытекающие из этой потребности в единстве, мы называем метафизикой. В противном случае пришлось бы считать метафизикой все религиозные мировоззрения или поэтические образы мира, в которых душа и фантазия ищут себе удовлетворения. Но, хотя в действительности в этом случае понятия и вещи часто покрывают друг друга, мы все же ограничим собственное понятие метафизики тем, что причислим к ней лишь те попытки образования единого мировоззрения, которые вытекают из потребности научного познания и поэтому стремятся главным образом удовлетворить именно ее. Только ограничивая, таким образом, понятие метафизики, мы вправе причислить ее к науке как попытку дать выражение тому, что волнует современную ей науку. Итак, определение метафизики может быть сведено к следующему предложению: метафизика — это попытка, предпринятая на почве всей совокупности научного сознания какой-нибудь эпохи или на почве наиболее выдающихся сторон содержания его, образовать мировоззрение, объединяющее составные части специального знания. Этим определением уже сказано, что метафизика не может быть ни неизменной, ни развивающейся в одном направлении системой. Наоборот, она не только участвует в сложных судьбах научного мышления, но в ней также отражаются различные направления этого мышления, а на ее истории всегда запечатлевается преобладающее влияние тех или других определенных областей знания, служащих центром всеобщего интереса. Поэтому какая-нибудь эпоха обыкновенно порождает не одну метафизическую систему, а несколько, и в антагонизме подобных одновременных систем сказывается так же, как и в преобладающем влиянии определенных положительных областей, общий дух эпохи со всей сложностью ее стремлений и отличающих ее от других эпох моментов.