Сказать, что Три вокзала без Киевского означают сочленение трех четвертей русского мира – ростовской, новгородской и степной? Что Три вокзала суть ансамбль Великороссии, составленный двумя Иванами? Что взятия северо-западного Новгорода и казанского Юго-Востока к земле Москвы трактуются в модели Трех вокзалов как необратимые, в отличие от киевского взятия? И что необратима, следовательно, Великороссия, но не Российская империя. Действительно, империя, есть полнота, а всякий опыт полноты, достроенности мира поставлен под угрозой обратимости.
Однако это впечатление с высоты птичьего полета, с Киевским вокзалом на периферии круга зрения. Сама же Каланчевка совершенна и законченна. А Юго-Запад воплощен на ней иначе, совокупным знаком Запада – Николаевским вокзалом. Ибо неотменимо правило московского начала: дорог четыре, а миров, суш три.
Глава III. Русская триада
Капитолий русского византизма, Николаевский вокзал трактует о трансляции Империи, припоминая в Третьем Риме Первый и Второй и наставляя путь в предполагаемый Четвертый, в Петербург.
Как детище и манифест придворного художника и самого царя, вокзал обратным переносом подтверждает интуицию о царском статусе Пашкова дома.
Назначенное для вокзала поле называлось Каланчевским в воспоминание о каланче, будто бы украшавшей царский путевой дворец при Юрьевской (Стромынской, Суздальской) дороге. Вероятно, это Краснопрудский, он же Шеинский, дворец (по имени петровского боярина, которому принадлежал до перехода в собственность царя). Дворец, стоявший некогда на западной границе поля. Строя каланчу вокзала, Тон окликал место по имени; откликнулся дворец.
Николаевский вокзал и Каланчевское поле на гравюре Ж. Жакотте «Станция железной дороги». По рисунку И. Шарлеманя. 1850-е
Ярославский вокзал шифрует источник своей композиции. Она восходит к типу церкви «кораблем» (наблюдение Константина Михайлова). Конечно: колокольня, трапезная, самый храм, алтарная апсида, поставленные на оси. Как в храме, ось ориентирована на восток. Храмовый верх замаскирован теремковым, словно смазан снежной вьюгой на полотне художника, и подлежит угадыванию.
Вокзал под видом храма – целая рубрика архитектуры, и перед нами русская страница в эту рубрику. Неороманская колонная аркада, сохранившаяся в современном интерьере Ярославского вокзала и когда-то оформлявшая перрон, вполне традиционно разрешает ту же тему, образуя неф. Только алтарь теперь воображается иначе, на направлении путей, когда-то завершавшихся у Сергиевой Лавры. Неф есть корабль; на Ярославском этот внутренний корабль, иносказание ковчега Церкви, и образ церкви «кораблем», корабль наружной композиции, лежат на поперечных курсах. Архитектор Кекушев, автор перронной колоннады, был перпендикулярен Шехтелю во многих отношениях.
Два вектора слагают Северо-Восток. Не как компасную засечку, но как имя на метафизической карте России. С Ярославского вокзала едут и на дальний Север, и на Дальний Восток.
Ярославский вокзал. Рисунок Ф. О. Шехтеля. Открытое письмо. Начало XX века
Ярославский вокзал. Фото Д. Певицкого. 1900-е. ГНИМА
Ярославский вокзал. Фото И. Н. Александрова. Начало XX века
Оглядывать вокзал – как обходить корабль по берегу или на лодке. Главных фасадов столько, сколько ракурсов. Восточная «апсида» смотрит башней с машикулями навесного боя. Метафора церковного строения подперта килевидной аркой над порталом. Килевидность обнажена каркасом деревянных шпангоутов, несущих ребер корабля, над головой входящего.
Так на театре, в представлении какой-нибудь «Хованщины» – вот где поистине вокзал, «вокальный зал», как и хотел русский язык! – вращающийся задник декорации с силой условности, равняющейся силе обобщения, переменяет образы пространства, поворачиваясь к зрителю то передом, то боком, то другим, деля на части ход событий.
Теперь возможно утверждение, что Кремль в модели Ярославского вокзала трактуется как храм, корабль и крепость; общее слово здесь ковчег.
Развитие архитектуры от Тона к Шехтелю и есть движение от плоскости к объемности. И от академической копирки к искусству намекания прообраза (концепция Евгении Кириченко). Прообраза, укрытого, как церковь «кораблем» на Ярославском.