Если бы это была просто работа по социальной науке, монография могла бы на этом закончиться. Но при этом остался бы нерешенным самый сложный узел постмодернизма - а именно, отношения между знанием и ценностью, скептицизмом и цинизмом. Мне показалось менее полезным формулировать усталую систему социальных видов и семиотики только для того, чтобы ее высмеяли на том основании, что все знание само по себе является лишь маской, наброшенной на господство, и тому подобное. Далее мы будем исследовать ценность знания, а затем продвигать наше знание о ценности.
Часть 4: Знания и ценности
6: Зетическое знание
Постмодернизм регулярно отождествляется с утверждением, что ничего нельзя знать. Ассоциация между постмодернизмом и глубоким скептицизмом восходит отчасти к Жан-Франсуа Лиотару, который охарактеризовал состояние постмодерна как "внутреннюю эрозию принципа легитимности знания". Но подобные взгляды высказывались и другими теоретиками. Действительно, критик за критиком обвиняют постмодернизм в том, что он является разъедающей формой неизбирательного сомнения. Хотя иногда на первый план выходят отдельные виды скептицизма, постмодернизм снова и снова приравнивается к общей "потере уверенности". В последние годы эти обвинения только усилились, и теперь можно регулярно встретить утверждение, что постмодернистские скептики разрушили гуманитарные науки и привели к политике постправды.
Но на самом деле все обстоит совсем иначе. Если говорить в общих чертах, то первая волна постмодернизма действительно была импортирована в англо-американскую академию как разновидность скептицизма, поскольку различные интерпретаторы мо- билизировать наиболее скептические элементы канона постмодернистских мыслителей, исключая их нескептические позиции. Во второй волне эксперты - иногда включая самих канонизированных мыслителей - попытались исправить карикатуру на постмодернизм, отвергающий все знания. Тем не менее, поскольку именно эти взаимосвязанные негативные доксы показались многим ученым и студентам наиболее привлекательными, постмодернизм продолжал жить именно как обозначение скептицизма и антиистинного цинизма, от которых отреклись его первоначальные авторы и импортеры.
В итоге получается, что в то время как теоретик за теоретиком используют наиболее скептические фрагменты Фуко и компании, мы также имеем цитату за цитатой этих же теоретиков, явно и неоднократно отрицающих, что они являются скептиками. Позвольте мне привести несколько примеров.
Критические генеалогии и труды Мишеля Фуко о взаимоотношениях власти и знания часто использовались в скептических целях. Осознавая свою репутацию, Фуко говорил, что "в глазах широкой публики я - тот парень, который сказал, что знание сливается с властью, что оно не более чем тонкая маска, наброшенная на структуры господства", и его часто читали именно на этом основании. Но Фуко также отверг это заблуждение, которое он охарактеризовал как "настолько абсурдное, что вызывает смех", добавив, что "если бы я сказал или имел в виду, что знание - это власть, я бы так и сказал". По крайней мере, это свидетельствует о том, что рассказ Фуко о власти-знании не должен был заканчиваться на конкретных скептических позициях, с которыми его регулярно неправильно отождествляют.
В начале англо-американской рецепции Жака Деррида характеризовали как "достаточно чистого скептика, чтобы вообще не делать никаких позитивных утверждений об истине", и поэтому деконструкция широко отождествлялась с циничным отрицанием возможности истины. Но сам Деррида также явно отвергал эту точку зрения. Однако сам Деррида также недвусмысленно отверг эту точку зрения, заявив, что "деконструкция" не равнозначна "скептицизму, эм-пиризму [или] даже нигилизму" и что "ценность истины... никогда не подвергается испытанию и не уничтожается в моих работах, а лишь переписывается в более мощных, больших, более стратифицированных контекстах". Тем не менее, даже сегодня некоторые ученые продолжают считать, что Деррида утверждал, что знание невозможно, поскольку всегда есть место для потенциального сомнения. Таким образом, в значительной части вторичной литературы деконструкция рассматривается как универсализированный скептицизм, который Деррида, казалось бы, должен был отвергнуть.