— Нет, на это я, видимо, не пойду. А почему… — от скользнувшей догадки занялся дух, — А почему бы вам не изобличить их перед Иерархом Галактики?
Каджек отреагировал долгой паузой, за время которой у Карлсена забрезжил ответ. К тому времени как К-1 заговорил, он уже вполне его знал.
— Под покровом реальности существуют скрытые законы — например, закон, не дающий груодам убить вас. Эти законы гласят о том, что можно, а чего нельзя.
Карлсен сидел на краю неказистой постели, наслаждаясь роскошью сквозной образности, соединяющей сполохи озарений.
— Это все же должен быть я, — произнес он наконец. — Как я могу предстать перед Иерархом?
— Это несложно. Вопрос в том, готовы ли вы предстать перед ним.
— Готов. Как?
— Представьте себе школяра-первоклашку, которому предложили высказаться перед директором школы. Мальчик от волнения может забыть то, о чем хотел сказать.
— Ладно. Как можно рассудить, готов я или нет?
— Взгляните в это зеркало, — указал каджек. Карлсен, пройдя через комнату, остановился возле каменного цилиндра. Глянул в стекло: колодец и колодец, бездонный.
— Ну, и?
— Что вы видите?
— Ничего, просто колодец какой-то.
— Свое отражение в нем видите?
— Нет.
— Чуть сдвиньте стекло.
Это оказалось не так-то просто — громоздкое, в тяжелом обрамлении, оно при всем старании не подалось и на дюйм. Удалось лишь чуточку накренить на основании, но все равно бесполезно; зеркало оставалось чистым как род— никовая вода.
— Не понимаю. Что это?
— Корнелий Агриппа назвал это «seelenglas», зерцалом души. Обычно переводится как «магическое зеркало». Попробуйте увидеть в нем свое отражение.
Карлсен налег на стекло всем весом, чтобы было лучше видно.
— Не понимаю, как тут с ним. Абсолютно прозрачное. Я…
— Что?
— Похоже, что-то есть…
На миг показалось, что стекло потемнело и в нем вроде как мелькнуло не то лицо, не то… Стоило шевельнуться, и все исчезло — как ни прикладывался, стекло оставалось прозрачным.
Каджек подошел и остановился рядом. Вместе они молча смотрели в льдистый кристалл. Но вот каджек, потянувшись, протянул пергаментно— прозрачную руку и, держа ее в дюйме над стеклом, начал ладонью вниз водить спиралью к середине зеркала.
Через несколько секунд зеркало затмилось будто ночное небо.
(«!» — отреагировал Карлсен.)
Каджек повел ладонь в обратном направлении, от середины к краю; стекло круг за кругом обретало прозрачность.
— Попробуй, — велел К-1.
Карлсен, занеся руку над поверхностью, повел ее медленной спиралью. При этом, чувствовалось, что-то происходит — не с зеркалом — с рукой: будто бы наружу изливается энергия. При этом стекло постепенно затмевалось — вначале как вода от капли чернил, затем гуще, больше, как в зале, где постепенно меркнет свет. Когда ладонь дошла до центра, стекло все еще не затмилось окончательно (снизу по-прежнему цедилось зеленоватое свечение), но уже сгущалось чернеющей ночью. Рука до самого плеча словно отнялась.
— Видишь, в чем проблема? — осведомился К-1.
— Да. Устаю…
— Да нет, не в усталости дело. Надо проникнуть под поверхность.
— Это как?
— Резко, искрой высечь внимание. — Он оценивающе посмотрел на Карлсена. — Допустим, бросить вызов гребису.
— Гребису, вызов?? — растерянно, будто со стороны, услышал он свой голос. — А… к-как?
— Минуту-другую назад мне казалось, запала тебе на это хватит.
— Да, но то было… — Карлсен приостановился. — Но тогда я действительно был распален, резко кивнул он, чувствуя, как гнев постепенно воскресает. — Я восхищался им. Мне казалось, он обладает силой и самодисциплиной. Но когда он попытался принудить меня истребить ульфидов, я увидел в нем… эдакого балованного дитятю, которому надо, чтобы было по его, и баста! А это уже не настоящая сила, — взглянув в лучащиеся улыбкой глаза каджека, Карлсен поймал себя на том, что и сам гневливо улыбается. — Но все равно он сильней меня.
— Тем не менее, попытка убить тебя ему не удалась. Почему, как ты считаешь? (Карлсен лишь плечами пожал) Потому что есть в тебе нечто такое, что погубить можешь только ты. Ему это не под силу. Сделать это может лишь твой страх.
Слова вызвали искру оптимизма: в самом деле, не будет же каджек так говорить, имея на этот счет хоть какие-то сомнения.
— А как же мне вызвать гребиса?
— Через seelenglas, — указал К-1.
— И что мне для этого делать? — все еще неуверенно спросил Карлсен.
— Смотри в зеркало и следуй своей интуиции.
Карлсен всей грудью вдохнул.
— Попробую.
Зеркало все еще не утратило прозрачности, как вода с мешаниной акварельных красок.
— Прежде всего, добейся темноты.
Приказ заставил сконцентрировать внимание, отчего внезапно обострилась чуткость.
Держа вытянутую руку в футе над стеклом, он с предельным вниманием медленно повел по спирали руку. На этот раз стекло начало затмеваться моментально. Вести ладонь к центру было все равно, что вести кистью, обильно смоченной черной краской. При этом чувствовалось, как от усилия из груди и руки вытекает энергия. Когда отнял руку от центра, зеркало было непроницаемо черным.
— Теперь немного передохни, — велел каджек. Карлсен расслабился, хотя теперь можно было обойтись и без этого: усталость как рукой сняло. — Ты должен представить гребиса и сделать так, чтобы он тебе внимал.
Опять внутри похолодело. Образ Клубина представлялся некоей громадной, по-орлиному грозной тенью, и сама мысль о том, чтобы ее вызвать, казалась голимым безумием.
— Но сперва похитрим, — заметил К-1.
— Похитрим?? — Карлсен подумал, что ослышался. Чтобы каджек, и предлагал какой-нибудь подвох — невероятно. Уж не проверка ли какая, на твердость?
Каджек прочел его мысль.
— Твоя беда — страх. Большинство поражений происходит уже перед битвой. Гребис не боится тебя, а потому вступает в бой, имея незаслуженный перевес. Так что прежде чем приступать, важно, чтобы страха не было и у тебя.
С этими словами он поднес правую руку Карлсену ко лбу и приложился ладонью (холоднющая, как пузырь со льдом). При этом, вызывая дискомфорт, рука, вместо того чтобы теплеть от соприкосновения, леденила еще сильнее. Лоб заныл — пришлось сконцентрироваться, чтобы не податься назад. Начали ощущаться первые симптомы головной боли. Секунд через десять голова будто уже обросла ледяной коростой — зубы, и те ломило.
Неимоверное облегчение наступило, когда каджек, наконец, отвел руку. Голова тяжко пульсировала от холода, будто растягиваясь и сжимаясь, от чего в ушах стояло шипение. Карлсен глубоко вздохнул.
Боль медленно отхлынула: щеки и лоб мелко покалывало, словно лицо только сейчас окунулось в ледяную воду. Восстановившись окончательно, Карлсен почувствовал, что сердце бьется — медленно-премедленно (вроде того антикварного метронома у старого учителя музыки — тик-так, тик-так). Душой владела редкостная невозмутимость, будто кто впрыснул успокоительного.
— Ну вот, теперь готов, — подытожил К-1. — Вглядись в зеркало.
— Он ведь все еще может читать мои мысли? — переспросил на всякий случай Карлсен. Каджек покачал головой.
— Доступа в твой ум у него не будет, только в его зеркальный образ.
Склонившись над зеркалом, Карлсен удивленно увидел там чуть затуманенный образ своего лица — удивленно потому, что стекло казалось просто окном в черное ночное небо. Само лицо висело в пустоте, словно голова отнята была от тела, причем темень придавала ему некую призрач— ность, зыбкость.
Однако прав был каджек: интуиция подсказывала, как именно действовать дальше.
Ум полонили мысли о Клубине — настолько четко и ясно, что возникало подозрение о некоем телепатическом контакте. А может, это просто своеобразный эффект, создаваемый зеркалом. Энергия, чувствовалось, так велика, будто он вступил в какое-то мощное силовое поле или быструю реку. Различие в том, что эта сила стремилась не в каком-то одном направлении: овевающие течения как бы пронизывали пространство и время чуть ли не встречно. Так, должно быть, ощущается какая-нибудь магнетическая воронка: все равно, что присутствовать в клетке с незримой, но на редкость подвижной, вкрадчиво льнущей живностью.