— Если я отдам ей сто четвертый, — начал было Хейз, но остановился. — Это ведь комната с ванной?
— Да, сэр, сто четвертая.
— Если я ей отдам этот номер, где ванная сто пятой комнаты?
— В конце коридора, сэр. А мы на самом склоне, отличное место для лыж и ожидается еще не меньше двадцати сантиметров снега…
— По радио сказали: от десяти до пятнадцати.
— Это в городе, сэр. Здесь обыкновенно бывает гораздо больше.
— Если бы вы то же говорили и по телефону, — бросил Хейз. — Где расписаться?
Глава 2
Коттон Хейз был детективом и как сотрудник 87-го полицейского участка перебывал во множестве привлекательных и непривлекательных комнат штата Нью-Йорк. Как-то он выдал себя за докера, снял меблированную комнату недалеко от порта, и его разбудило среди ночи нечто вроде вереницы серых тряпок, шествующих мимо кровати. Тряпки оказались великанами, или вернее, мини-великанами из семейства Rattus muridae [1], каковые на разговорном языке именуются крысами. Он зажег лампу и схватил метлу, но эти наглые негодяи-крысы встали на задние лапы, как боксеры, и ощерились. В уверенности, что вся стая немедленно кинется перегрызать ему глотку, он тут же ретировался из комнаты…
В комнатах сто четвертой и сто пятой пансионата «Роусон» крыс не оказалось. И многого другого не оказалось тоже. Эти номера несомненно проектировал верный последователь спартанской философии. Стены сияли обнаженной белизной, за исключением рекламных афиш, — по одной на каждую. В обеих комнатах стояло по одинарной кровати и деревянному туалетному столику, выкрашенному белым, в углу торчал плохонький шкафчик для одежды. В том номере, который собирался занять Хейз, — без ванной — можно было лопнуть от жары, вентиляторы волнами гоняли горячий воздух. В номере с ванной, то есть в комнате Бланш, наоборот, оказалось невыносимо холодно. Единственное окно затянуло инеем, пол — как лед, постель — как лед, батареи и вентиляторы явно не работали.
— А у меня замерзли ноги, — вздохнула Бланш.
— Я тебе уступлю натопленную комнату, — галантно пообещал Хейз, — но ванная здесь.
— Да ладно, как-нибудь обойдемся. Пошли вниз за чемоданами.
— Я сам принесу, — отозвался Хейз. — Прошу тебя, иди сейчас же в мою комнату. Нет смысла тут мерзнуть.
— Лучше там задыхаться, — бросила Бланш ядовито, после чего повернулась и прошла мимо него в соседнюю комнату.
Он спустился по длинной лестнице в прихожую, а потом добрался до припаркованной во дворе машины. Их комнаты располагались над лыжной мастерской, тихой и темной, уже закрытой. Он вынул из багажника два чемоданчика, затем сдернул с крыши две пары лыж. Хейз не отличался недоверчивостью, но в прошлом сезоне у него украли лыжи марки «Хэд», он как опытный полицейский знал уже, что молния иногда ударяет дважды в одно и то же место. В правую руку он взял чемодан, под мышку засунул другой. В левую руку и под мышку пристроил лыжи и ботинки. С трудом пробрался по глубокому снегу к дверям. Собираясь поставить чемоданы, чтобы открыть дверь, услыхал громкий топот лыжных ботинок по лестнице внутри. Кто-то спускался по этой лестнице, причем в страшной спешке.
Дверь распахнулась, и, едва не столкнувшись с Хейзом, оттуда выскочил высокий мужчина в черном лыжном костюме с капюшоном. Узкое лицо мужчины отличалось красотой и изяществом, орлиный нос напоминал острие топорика. Даже при слабом свете, просачивающемся из коридора, Хейз разобрал, что мужчина очень загорелый, и невольно предположил, что перед ним лыжный тренер. Эту догадку подтвердил значок на правом рукаве — ярко-красные переплетенные буквы П и Р. Показалось нелепым, что этот человек держал в левой руке пару белых коньков для фигурного катания.
— Ох, извините, — сказал он. Лицо его расцвело улыбкой. Он говорил с акцентом — не то немецким, не то шведским. Хейз не мог определить.
— Не за что, — отозвался Хейз.
— Помочь вам?
— Нет, я думаю, что сам справлюсь. Попридержите мне только дверь.
— С удовольствием, — воскликнул он и только что каблуками не щелкнул.
— Снег хороший? — спросил Хейз, протиснувшись в узкие двери.
— Сейчас так себе, — ответил тренер. — Завтра будет лучше.
— Ну спасибо.
— Очень приятно было познакомиться.
— Завтра в горах увидимся, — бодро пообещал Хейз и зашагал вверх по лестнице.
Во всем окружающем сквозило что-то забавное: соседние комнаты с одной-единственной ванной, да еще такие кельи, жара в одной, а в другой стужа, и то, что под ними мастерская, и то, что начался обильный снегопад, и даже торопливый лыжный тренер с его вежливыми тевтонскими манерами, горловым голосом и фигурными коньками — вся обстановка отдавала фарсом. Хейз расхохотался, поднимаясь по лестнице. Когда он вошел в комнату, Бланш уже растянулась на его кровати. Он поставил чемоданы.
— Что там было смешного? — спросила девушка.
— Ни дать, ни взять — бутафорская гостиница из оперетты, — пояснил Хейз. — Пари готов держать, что и гора здесь — только декорация. Вот завтра утром пойдем туда и убедимся, что она нарисованная!
— У тебя приятная и теплая комната, — сообщила Бланш.
— Верно. — Хейз принялся запихивать лыжи под кровать, а она следила за ним заинтересованным взглядом.
— Ты что, ожидаешь врагов?
— Все возможно в этом мире, — он снял пояс и вынул пистолет из кобуры.
— Ты что, и завтра на лыжах будешь его носить? — осведомилась Бланш.
— Нет. В этот карман с «молнией» пистолет никак не влезет.
— Я намерена спать в этой комнате, — вдруг сказала Бланш.
— Как хочешь, — согласился Хейз. — А я пойду в соседний холодильник.
— Гм, не то чтобы я именно это имела в виду…
— А?
— Разве детективы никогда не целуются?
— А?
— В городе мы два вечера провели вместе, да и потом три часа ехали вдвоем в автомобиле, а ты меня еще ни разу не поцеловал.
— Ну, я…
— Хочу, чтобы ты меня поцеловал, — задумчиво произнесла Бланш. — Если, конечно, устав не запрещает.
— Думаю, что позволит, — проговорил Хейз.
Скрестив руки под спиной и блаженно вытянув ноги, Бланш глубоко вздохнула.
— Кажется, мне здесь все-таки понравится.
Глава 3
Ночь наполняли звуки.
Теснясь на одинарной кровати, они прежде всего услышали шум газовой горелки. Через равные промежутки времени щелкал термостат, наступала трехсекундная пауза, потом из подвала старой деревянной пристройки словно вылетал реактивный самолет. Хейз никогда в жизни не слыхивал такой шумной газовой горелки. Алюминиевые радиаторы и вентиляторы исполняли каждый свою симфонию: тарахтели, позванивали, стонали, вздыхали и шипели. Время от времени из туалетной в коридоре доносился шум воды — в тихом горном воздухе он казался грохотом водопада.
Раздавался и другой звук. Резкий пронзительный скрежет металла. Хейз встал и подошел к окну. Внизу в мастерской горела лампа, отбрасывая на снег желтый прямоугольник. Со вздохом Хейз вернулся в постель и попытался заснуть.
По коридору беспрестанно топали лыжные ботинки, жильцы расходились по своим комнатам, хлопали двери, время от времени визгливо смеялась какая-нибудь опьяненная горным воздухом лыжница.
Голоса:
— …та слаломная трасса потруднее.
— Да, но не так уж…
Пауза.
Новые голоса:
— …не думаю, чтобы наверху все расчистили.
— Но ведь они должны, разве нет?
— Во всяком случае, не на Склоне Мертвеца. По такой погоде они туда вообще не доберутся. Уже больше сорока сантиметров, и все валит и валит…
Из подвала опять «вылетел» реактивный самолет. Вентиляторы завели оркестровую сюиту, а радиаторы обеспечили контрапункт. И снова голоса — громкие, возбужденные: