Отъезд Жана поверг меня в аналогичное состояние, изменив мысли, образы, чувства, эмоции, короче все, что называется «внутренним миром». Этот внутренний мир непарного явил мне сейчас всю свою ужасающую убогость: неосязаемый сон, обрывочный, исчезающий, — вот обычный пейзаж его души. И вот он стал моим — вместо прежней души Жан-Поля!
Поиграем в Бепа? Магическая формула была не так уж нужна для того, чтобы мой брат отражал, как эхо, мои настроения, придавая им в то же время ощутимость и вес. Только благодаря дару нашей двуполярности, мы жили в пространстве, натянутом между нами, в ткани эмоций, в вышивке образов, в жарком и цветном, как восточный ковер мира. Душа развернувшаяся, да, такой была душа Жан-Поля в противоположность сжавшимся душам неблизнецов.
Поиграем в Бепа? Властная и ритуальная формула повергала нас на восточный ковер друг против друга, мы, одинаковые и в то же время далекие, различающиеся по месту, занимаемому в пространстве, как два акробата, которые смотрят друг на друга, их ноги слегка расставлены, они собраны, глаза смотрят в глаза, руки переплетены — и вот монотонный бой барабана неожиданно извещает, что номер начинается. И два похожих тела неотвратимо соединяются и образуют одну из пяти фигур, обязательных в этой большой игре близнецов.
Эта игра имеет только один финал: мы отвергаем Землю обычных людей, мы смываем грязь диалектической атмосферы, которой мы дышали против желания, во время нашего падения во Время, мы восстанавливаем нашу вечную идентичность, неподвижную, неизменную, она — наше первоначальное состояние.
Беп, когда в него играешь, диалектическая игра. Атакованный испорченностью мира, он дает себя увлечь на путь, общий для всем предшествующим поколениям. Наша юность была по праву вечной, неизменной, не подверженной порче, никакое пятно не могло испоганить ее сияния, никакая ссадина. Но Беп забыл эту фундаментальную истину, пожелав стать мужем, отцом, дедушкой…
Ему не удалась эта метаморфоза. Вовлеченный в диалектический процесс, он пережил только его первую фазу, обручение и свадебное путешествие, фазу бродяжничества, блужданий, отвечающую императиву экзогамии. Но если путешествие превращается в брачный полет насекомых, а однажды оплодотворенная самка расположена… Ну уж нет, избавившись от невесты, Жан никогда не узнает оседлого счастья семейного очага, монотонных радостей верности, шумных удовольствий отцовства. Жених без невесты обречен на вечное свадебное путешествие. Малыш Жан, я знаю, где ты! Если бы я пожелал тебя найти, то искал бы не под юбкой Софи. Вы очень мудро решили, ты и Софи, провести свадебное путешествие в Венеции. Это была твоя идея, и Софи не протестовала против ее банальности, потому что она была покорной конформисткой. Сейчас, когда я пишу эти строки, ты выходишь из поезда на Stazione[10] Санта-Лючия. Как настоящий бродяга, ты не взял с собой багажа. Ты первый ставишь ногу на борт motoscafo,[11] который отвезет тебя на другой конец Большого Канала. Ты смотришь на проплывающие перед тобой театральные фасады дворцов, у каждого свой собственный причал и изукрашенные цветной спиралью шесты, к которым привязаны гондолы, как непослушные лошади, но твои глаза видят только тяжелые и взбаламученные воды, взбиваемые веслами и винтами, как черное молоко.
ГЛАВА XV
Венецианские зеркала
Поль
Когда я приземлился этим утром в аэропорту Марко Поло, дождь лил как из ведра. Отказавшись прятаться в кабину вапоретто, где толкалась космополитичная толпа, я остался на палубе. Все сорок пять минут, пока длился маршрут, я глядел на проплывающие мимо сваи, с навершиями в форме касок, обозначавших фарватер, на каждой из которых сидела чайка. Никто не приезжает в Венецию, чтобы узнать этот город, она — часть воображаемого мира любого европейца. Сюда приезжают, чтобы вспомнить уже знакомое лицо города. Эта дорога, обозначенная шестами, вбитыми в ил лагуны, была чем-то вроде дороги из белых камешков, бросаемых Мальчиком с пальчик, чтобы найти путь домой, к родителям. Для среднего западного европейца нет города более предсказуемого, предвкушаемого, чем Венеция.