Вслед за телеграфом в город пришли банки. Я получил телеграмму из Оттавы с уведомлением о приезде двух представителей. Серьезные люди. Из самых больших финансовых домов мира. Морганы и Ротшильды. Они решили, что пора застолбить место в золотой столице Севера — так теперь называли Доусон в газетах и журналах.
Прибыли они, как и положено, на упряжках — комфортабельных, с закрытыми санями, которые тянули лучшие собаки. Прибыли под охраной, в сопровождении нескольких десятков человек. Со своим продовольствием, телеграфным аппаратом. Причем приехали в самом начале марта, когда мороз был особенно лютым.
Я встретил их в новом здании мэрии — большом двухэтажном здании, который мы успели построить из сосны и лиственницы. Оно стояло на центральной площади, напротив моего салуна, и было символом того самого порядка и законности, что я пытался установить в этом хаосе.
У меня появился большой, роскошный кабинет — со шкафами для книг, зеленой лампой, полками и парой медвежьих шкур на полу. Я сидел за своим столом, заваленный бумагами — списки жителей, заявки на участки, счета, доклады Картера об обстановке на ручье, о проблемах с продовольствием. Артур, ставший моим незаменимым помощником, занял место в приемной. Он считал новые партии дров, помогал с перепиской между Доусоном и Оттавой. Да, у нас появилась официальная корреспонденция с секретариатом юконского комиссара, с министерствами… С меня требовали разные отчеты, «принять меры» и проч. бюрократию.
В кабинет заглянул сержант Фицджеральд:
— Мистер Итон, — доложил он. — Прибыли представители банков. Очень важные. Выбили полицейское сопровождение из Оттавы.
— Пусть входят, сержант, — я кивнул. — И попросите Джозайю принести кофе. Горячего. Крепкого.
Двери открылись, и в кабинет вошли двое. Тут же подали мне визитные карточки.
Первый, Томас Синклер, оказался представителем Морганов. Невысокий, плотный, с круглой, безбровой головой и тонкими, бесцветными губами. Одет с иголочки: дорогой костюм из темной шерсти, аккуратно повязанный галстук, накрахмаленный воротничок. Держался с той холодной, отстраненной вежливостью, что свойственна людям, привыкшим принимать решения на миллионы долларов. Глаза его были маленькими, но цепкими, они скользили по моему кабинету, оценивая каждую деталь.
Второй, Алистер Финч, от Ротшильдов — повыше, худощавый, с острым, птичьим лицом и длинными, изящными пальцами, нервно теребившими ручку портфеля. Одет тоже дорого, но с чуть большим размахом: светлый, почти белый твидовый костюм, золотая булавка на галстуке, перстень на мизинце с нехилым драгоценным камнем. Похоже бриллиант. Его манеры были более артистичны, в глазах мелькала смесь любопытства и… некоторого высокомерия.
Мы пожали руки, я представился:
— Джентльмены. Добро пожаловать в Доусон. Итон Уайт, мэр.
— Много наслышаны о ваших… достижениях здесь, — голос Синклера был сухим, безжизненным. Рукопожатие — быстрое, формальное. Руку не давил.
— Легенды о Доусоне и его основателе долетают даже до Нью-Йорка, — Финч пожал руку чуть дольше, улыбнулся тонкой, вежливой улыбкой — Мы очень заинтересованы в этом удивительном месте. Всегда мечтал побывать на золотой лихорадке!
Я еще раз посмотрел визитные карточки. Плотная бумага, золотое тиснение — символы мира, откуда они прибыли. Мира, который сейчас, зимой на Юконе, казался таким далеким, таким чужим.
— Садитесь, джентльмены, — я кивнул на кресла. — И прошу прощения за беспорядок. Дел много, завалили бумагами из столицы.
Они уселись. Их взгляды снова скользнули по кабинету, по книгам. Остановили взгляды на карте Юкона и Клондайка. Прямо «сфотографировали» зрачками места приисков.
— Мы приехали, мистер Уайт, — начал Синклер, — чтобы обсудить возможность открытия представительств наших банков тут, в Доусоне. Золото… его здесь много. Оно требует, скажем так, цивилизованного обращения. Инкассации, хранения, отправки. Наши банки готовы предоставить эти услуги. За весьма небольшой процент.