В деле фигурировали два вора, промышлявшие кражей драгоценностей. Эти двое – мужчина и женщина, обладавшие хорошими манерами и респектабельно одетые, – всегда следовали одной и той же схеме. Они специализировались на небольших ювелирных лавках, располагавшихся в не слишком фешенебельных, зато многолюдных торговых кварталах. За прилавком там стоял всего один приказчик (обычно сам владелец лавки). Злоумышленники выбирали время, когда в лавке не было покупателей, при этом стараясь не привлекать к себе внимания. Женщина всегда носила шляпку с опущенной на лицо вуалью, ее спутника описывали по-разному: упоминали то усы, то бороду, то очки, волосы у него было то светлые, то темные, то рыжие; всякому было ясно, что он каждый раз менял облик.
Они изображали состоятельную супружескую пару, которая собирается отпраздновать какое-то значительное событие – возможно, годовщину свадьбы или день рождения дамы. По этому случаю мужчина якобы намеревался купить своей «супруге» кольцо. Владелец лавки, всегда готовый услужить, выкладывал на прилавок свои лучшие изделия, чтобы дама могла их примерить.
Кража совершалась в тот момент, когда «жена» выбирала кольцо. Мужчина внезапно хватал пригоршню колец и выбегал на улицу, в это мгновение женщина падала в обморок прямо на прилавок.
Можете вообразить себе потрясение и замешательство торговца. Он совершенно терялся и не знал, что предпринять: то ли оказывать помощь даме, то ли мчаться вдогонку за вором, похитившим его собственность. Во всех четырех случаях, расследуемых Лестрейдом, здравомыслие торговца брало верх над галантностью. Жертва пускалась в погоню за грабителем. Однако секундная заминка становилась роковой. К тому времени, когда ограбленный бедняга выбегал на улицу, вор успевал затеряться в толпе. Только тогда торговцу приходило на ум, что женщина – сообщница преступника, мало того, он оставил ее в лавке, среди витрин с драгоценностями, одну! Что проку от того, что витрины были заперты на ключ; стекло легко можно разбить. Мысль о том, что наиболее ценные изделия хранятся в сейфе, являлась небольшим утешением. Он бегом возвращался в лавку, но дамы там, разумеется, уже не было.
Тут Холмс сделал паузу и насмешливо взглянул на меня.
– Судя по выражению вашего лица, Уотсон, что-то в моем рассказе смутило вас. И что же именно, приятель?
Хотя я знал Холмса уже не первый год, его прозорливость и наблюдательность не переставали меня удивлять.
– Я не могу уяснить, Холмс, какую роль во всем этом играл Бледнолицый Джонсон, – признался я. – Вы не сказали, что вор-мужчина был калекой. К тому же опознать человека с костылем проще простого, как бы он ни маскировался. Или же он был здоров, а костыль использовал для того, чтобы сбить погоню со следа?
– Отлично, Уотсон! – воскликнул Холмс. – Ваша способность к дедуктивным выводам улучшается день ото дня! Вскоре я начну опасаться за свои лавры. Вы решительно правы, дружище. Бледнолицый Джонсон, который и в самом деле являлся калекой, не принимал участия в ограблении. Опросив жертв, я установил, что его обязанностью было отвлекать внимание, или, выражаясь воровским языком, «бить понт». Двое из четырех торговцев сообщили, что в решающий момент погони дорогу им преградил человек с костылем, что позволило преступнику скрыться, однако оба сочли это происшествие случайностью и ни словом не обмолвились о нем Лестрейду. Только когда я заставил их припомнить все подробности, пусть даже несущественные, они упомянули об этом. Однако выяснилось, что роль человека с костылем куда более значительна. Любопытно, Уотсон, могли бы вы, учитывая развившуюся в вас способность к дедукции, догадаться, что это была за роль? Вид у вас озадаченный. Поразмыслите-ка над фактами. Во-первых, какие украшения интересовали воров?
– Это были кольца, верно, Холмс?
– Верно. Они ни разу не просили показать браслеты, ожерелья или хотя бы броши. Только кольца. А теперь обратите внимание на другую деталь – костыль третьего участника шайки. Из чего он был сделан?
– Из дерева? – недоумевая, предположил я. Какая разница, из чего был изготовлен костыль?