Нанас долго стоял и недоуменно хлопал глазами. Понятно было, что загадочное существо сделало это не случайно, но и смысл содеянного до него никак не доходил. Может, у чудовища существовал некий ритуал, который тот таким зловещим образом и исполнил? Может, и само убийство было всего лишь ритуальным? Но ритуал ведь тоже совершается не просто так, а для чего-то. Для чего был предназначен этот? Или… для кого?..
Внезапно Нанас все понял. Это был не ритуал, а знак! Перед ним в растопленном под горячими внутренностями снегу лежало послание. И предназначалось оно ему, Нанасу! Протянувшаяся от лося кишка должна была означать оленью упряжь, сам лось был сейчас как бы его оленями. А сердце… Сердцем конечно же был он, Нанас. Березовая ветка могла изображать хорей, а могла говорить, что его ждет в недалеком будущем. Но почему именно сердце? Если чудовище считает его своим врагом, для его изображения оно могло бы выбрать менее благородный орган. Возможно, тут имелся более глубокий смысл. Будто невиданный, отвратительный враг предупреждал его: «Я поражу тебя в самое сердце!» Да, так оно, видимо, и было. Но все равно оставалось совершенно непонятным, почему это все происходит. Почему за ним гонится огромное чудовище?
От кошмарных мыслей Нанаса отвлекли показавшиеся ему совершенно неуместными сейчас чавкающие звуки. Он обернулся к туше и увидел, что Сейд, вгрызаясь в сочащуюся кровью мякоть лосиного мяса, выдирает и жадно глотает большие куски. От этого зрелища юношу чуть было не вывернуло наизнанку. Он уже собрался накричать не верного друга, но вовремя остановился, сообразив, что пес поступает правильно. Неизвестно еще, попалось ли что-то в силки, да и охотиться здесь и сейчас у него совсем не было желания. А Сейд конечно же голоден – что ему вчерашняя куропатка?
У самого Нанаса совершенно не было аппетита, более того, одна только мысль о еде вызывала новые рвотные позывы. Но если напрячь остатки скукожившегося от страха разума, можно было предположить, что рано или поздно он все же проголодается, и, вероятно, совсем уже скоро. Поэтому непростительной глупостью было бы не воспользоваться подвернувшимся случаем. К сожалению, всю тушу сохатого ему не унести, да и на нарты та никоим образом не поместится, но можно взять хотя бы что-то.
На всякий случай Нанас все же спросил увлеченного трапезой Сейда:
– Он далеко? Ты его точно не чуешь?
Пес издал в ответ полный сытого благодушия рык, который можно было понять однозначно: «Отвяжись и не валяй дурака – присоединяйся!»
Нанас вздохнул и, вынув из ножен подарок небесного духа, принялся вырезать из туши сохатого наиболее сочные куски.
В качестве мешка пришлось приспособить лосиный желудок, из которого он предварительно вытряхнул содержимое, едва удержавшись, чтобы не добавить к нему скудное содержимое своего собственного. Поскольку у него были еще лук и дротик, оружие пришлось нести в одной руке, а другой волочить за собой по снегу этот окровавленный «мешок». Проверять с такой неудобной ношей силья он не стал, к тому же нужда в каких-то там зайцах теперь отпала, а запас жил для новых петель у него был достаточным. Впрочем, один из силков оказался по пути, и он к нему все же свернул. Зайца в нем не оказалось, но петлю Нанас все же свернул и сунул за пазуху.
Вернувшись к месту ночлега и застав оленей живыми и бодрыми, мирно щиплющими отрытый из-под снега ягель, он почувствовал большое облегчение, даже вгрызшийся в душу страх слегка отступил. Но аппетита это все равно не прибавило, а поскольку пес и олени позаботились о своем пропитании сами, тут Нанаса ничего более не задерживало. К тому же была робкая надежда, что если ехать достаточно быстро (Сейда он посадит с собой в керёжу) и не делать остановок как можно дольше, то большеногое существо, какими бы длинными ни были его ноги, все же не сумеет догнать их очень уж скоро. Правда, в сознании все еще сидела противная мысль, что чудовище – это дух, а значит, как быстро от него не беги, все равно никуда не убежишь.
Но имелась и еще одна даже не мысль, а так, совсем уже слабенькая мыслишка, что «большеногий» – не просто какой-то там дух, а бывший хозяин его замечательного ножа. Быть может, он таким образом следит за исполнением своего повеления, а заодно тормошит Нанаса, не дает ему расслабиться? Что ж, это было бы самым меньшим из всех зол, ведь ослушиваться воли небесного духа юноша в любом случае не собирался.
Быстро собрав нехитрые пожитки в нарты и привязав «мешок» с мясом рядом с настоящим, красным мешком, Нанас забрался в керёжу и «легохонько» потыкал хореем в оленей.