— Профессор, профессор, — толкнул меня в бок Семён. Я опомнился. Михаил всё ещё ходил у нас за спинами, эмоционально размахивая руками.
— Три миллиона погибли, три миллиона выживших в радиоактивном аду, переселившихся на северный Урал, одно из незаражённых мест в России пригодных для жизни. Треть всех кто уцелел.
Михаил остановился, сжал пальцами верх спинки командирского кресла.
— Китай, Иран, Бразилия, Сербия. Список можно продолжить. Эпидемия вспыхнула почти одновременно. Мы поймали лазутчика, крепкий орешек. Молчал гад до последнего. Фанатик, мать его. Но когда тебе на пузо ставят горячий утюг, обычно весь фанатизм улетучивается. Появляется тяга к жизни, вера в добро и справедливость.
Михаил саданул кулаком по железной стене.
— Здесь осиное гнездо, здесь! Тридцать уровней под Белым домом, с несколькими десятками тысяч ополоумевших, съехавших с катушек маньяков.
Я не мог вымолвить слова. Как это похоже на вашингтонских демагогов доведших мир до ручки. Они всегда лезли, куда не надо, словно им нечем было больше заняться. Здравоохранение, безработица, бедность — список огромный. Но на войну деньги есть всегда, остальное мелочи не стоящие внимания.
— Вы правы, — с трудом промямлили мои губы. — Только нельзя во всём винить одну сторону. Ваши тоже хороши.
В кабине повисла гнетущая пауза. Едва слышимое гудение оборудования, да тиканье на стене старомодного стрелочного хронометра, единственное, что связывало нас с действительностью. В другой ситуации мы бы, наверное, кинулись друг на друга, сцепились в последней схватке. В другой бы. Но я прекрасно знал, что правы мои новые знакомые, правы на все сто. А они ни чуточку не сомневались, что и я говорю истину.
— Ну ладно, не время устраивать диспут, — Семён оборвал наше противостояние. — Прав профессор, наши тоже хороши, доигрались сволочи.
Он тронул пару кнопок на своей клавиатуре, изучая новые данные.
— Пострадали то кто? Простой народ. Такие как я и ты Миша, а ещё наш профессор.
Я облегчённо кивнул.
— А ваши руководители Семён, как они…
— Поживают? — не задумываясь, рубанул главный. Все трое переглянулись, серьёзное лицо Михаила расплылось в улыбке.
— Покажи Саша, — буркнул соседу Сеня.
Я встал, едва не ударившись головой о поперечную балку. Место в кабине мало, так что Семёну пришлось поднапрячься, чтобы вытащить из боковой ниши в стене громоздкий металлический кофр.
— Вот. Крышка с лязгом откинулась, я непонимающе уставился на никелированный продолговатый предмет размером с большой термос.
— Что это? Я не был силён в технике, даже Клара частенько пилила меня за недалёкость. Перевести с русского большую сложную статью для меня пара пустяков, а поменять, к примеру, перегоревшую лампочку — непосильная задача.
— Бомба, профессор.
Я отпрянул. Ну, конечно же, я читал об этом когда-то. Умники из России всё-таки сумели создать портативный ядерный заряд, умещающийся в чемоданчике.
Небольшой блестящий цилиндр и всё — фенита ля комедия. Горе, смерть, радиоактивная пустошь.
Страшный предмет лежал в небольшом углублении, игриво дразнил отражённым светом. Рядом темнело пустое место его брата близнеца.
— А?
Я показал пальцем на пустующее гнездо. Семён понял моё замешательство, ответил на удивление спокойно.
— Год назад, правительственный бункер под университетом Ломоносова. Думаю, тебе как американцу будет приятно осознавать отмщённость своей родины.
Я не ответил. В тот момент мне было плевать. Дорвавшиеся до власти в двадцатых годах реакционеры, превратили Россию за десятилетие в мощное милитаристское государство. Перед войной оно мало чем отличалось от заокеанской державы, постоянно тиранило соседей. Польша, Монголия, Китай, Казахстан.
Территориальные претензии — лишь малая доля непомерных амбиций либерального на словах, на деле тоталитарного режима новой Руси.
— Можете на меня рассчитывать, — сухо ответил я. — Тем более, что кровь предков буквально закипает в жилах.
Все трое переглянулись. Я читал на их лицах непонимание. В последнее время мне частенько ставят в укор, что я выражаюсь путано, хотя сам я не замечал ни чего такого.
— Моя прабабка родом с Питербурга.