Выбрать главу

Гримерша отработанным движением сорвала салфетку и скрылась из поля зрения первой камеры.

Истомин снова придал лицу значительность. Выгнул дугой аккуратно выщипанную бровь, скупым и очень изящным отработанным жестом поправил очки.

— Э-э-э… Напоминаю, вы смотрите еженедельную информационно-аналитическую программу «Итоги». В завершающем блоке нашей передачи…

Шоу продолжалось.

Дубенский думал, что все произошло именно потому, что он забыл дома мобильный. Глупость, конечно. Ну а если бы не забыл, и один из охранников успел передать ему сигнал тревоги, и он бросил бы свой гидроцикл на берегу Клязьминского водохранилища, запрыгнул в «Тойоту-Прадо» и примчался в Москву, к Башне, что бы это изменило? Ровным счетом ничего.

И все же этот день — последнее воскресенье июля — с тех пор для него был «днем, когда я сдуру забыл дома мобильный». Впрочем, из всех возможных определений это было самое мягкое — «день, когда он забыл дома мобильный».

В тридцать два года он был директором фирмы, торгующей мелким банковским оборудованием — небольшие сейфы, брезентовые мешки для денег, пломбы и прочая ерунда. Дела шли в гору медленно, но верно. Бизнес постоянно расширялся, и Дубенский уже подумывал заняться бронеавтомобилями, но в этот момент на него обратил внимание Андрей Михайлович Мерзликин.

Мерзликин владел строительным концерном «Север», возводившим дома бизнес-класса в самых респектабельных уголках столицы.

Пять лет назад они готовились к суперпроекту — строительству нового дома под названием «Гнездо орла» на берегу канала, невдалеке от Серебряного Бора. Между собой все сотрудники «Севера» называли новый дом не иначе как «Башня».

Да это и была Башня — самая настоящая, в пятьдесят девять этажей и высотой почти в триста метров.

Тогда же Мерзликин разыскал его и предложил стать главным управляющим Башни.

— Работа тяжелая, — говорил он, сверля Михаила буравчиками маленьких карих глаз. — Причем тяжелая — это очень мягко сказано.

Михаил вежливо улыбнулся и заверил Мерзликина, что он не боится никакой работы.

— Отлично. Ты сам понимаешь — положение обязывает. Буду требовать с тебя ровно столько, сколько и с других. И даже больше.

— Разумеется, — ответил Дубенский, показывая, что он все понимает. — В чем будут заключаться мои обязанности? Что я должен буду делать?

Мерзликин помедлил, сложил руки перед собой и посмотрел в сторону и вверх. Затем снова поймал переносицу Михаила в прицел своих буравчиков.

— Все. Абсолютно все, начиная с завтрашнего дня. Если бульдозерист напьется и не выйдет на работу — я спрошу с тебя. Если вовремя не подвезут бетон — я спрошу с тебя. Если риэлторы упустят потенциального покупателя — я спрошу с тебя. И так далее. Ты понял?

Дубенский кивнул не раздумывая.

— О деньгах не беспокойся, — продолжал Мерзликин. — Работа собачья, но оплата достойная. Согласен?

Босс не обманул его ни в том, ни в другом.

Начиная с нулевого цикла строительства и до сегодняшнего дня, работа действительно была собачья, но оплата превосходила все ожидания и продолжала неуклонно расти.

Кроме него, было еще два дежурных управляющих, охранники и целый штат технического персонала, и все равно Дубенский никому не доверял: он проводил дни и ночи в своем детище — за центральным пультом на техническом этаже, между сорок девятым и пятидесятым. За это время он свыкся с Башней, знал все ее ходы и закоулки и даже ловил себя на том, что относился к ней, как к живому существу.

Конечно, жена была недовольна, что он столько времени пропадает на работе, но Дубенский считал, что жены вечно чем-то недовольны, не было бы этой причины, появилась бы другая, хотя не мог не признать ее правоту: Башне он отдавал гораздо больше времени, нежели семье.

В это воскресенье он неохотно, будто предчувствовал недоброе, отправился с семьей на Клязьминское водохранилище. «Тойота» волочила за собой прицеп с гидроциклом.

Как нарочно, он забыл дома мобильный телефон. Вдоволь накатавшись, он втянул лебедкой гидроцикл на прицеп, завел машину и поехал домой. Выехав на шоссе, он услышал по радио сообщение про Башню, заставившее его вдавить акселератор в пол и не отпускать до самой Москвы. Прицеп болтался сзади и подпрыгивал на неровностях, угрожая вывалить на щербатый асфальт несчастную «Ямаху».

Дубенский несся вперед, распугивая водителей дальним светом фар и резким гудением клаксона, бессовестно залезая на встречную и краем глаза замечая, как бледнеет лицо жены, но она — следует отдать ей должное — не произнесла ни слова. Если бы его дом был не по пути к Башне, он бы сразу помчался туда, высадив по дороге жену и дочку, но, к счастью, Дубенский жил в нескольких кварталах от Башни. В гараже он оставил прицеп, быстро поцеловал своих «девчонок» и, рассеянно махнув им, снова сел за руль.