Выбрать главу

Валентиниан настолько верит в это, что в открытую подражает Юлиану. Но, с точки зрения паризиев, император-соправитель — всего лишь бледная копия покойного императора. Он подражает повадкам и привычкам своей модели, но не проявляет при этом ни тонкости чувств, ни возвышенности духа, ни искренней привязанности к городу…

Разумеется, он старается уехать прочь как можно чаще. Какое-то время он пребывает в Реймсе, чтобы подавить мятеж. Возвращается в Лютецию лишь для того, чтобы через несколько месяцев вновь уехать в Реймс. Опять заезжает в Лютецию и тут же отправляется в Амьен, где были замечены саксонские пираты. Конечно, в Лютецию он возвращается, но заболевает и, едва оправившись, окончательно перебирается в Треву на берегу реки Мозель, большой город, который, наверно, кажется ему более подходящим для столицы.

* * *

Именно по дороге в Треву Мартин делает остановку в Париже, в самом начале зимы 385 года… Это уже не юный солдат, только что разрезавший свой плащ у ворот Амьена. Он в возрасте и титулован: теперь он епископ города Тур и живет в монастыре, который сам основал в Мармутье, дав обет бедности, умерщвления плоти и молитвы.

В принявшей христианство Галлии друг бедных стал значительной фигурой. Он входит в Париж в сопровождении большой толпы, которая воодушевленно несет его, веря, что с ним словно входит в город вера Христова.

Епископ идет по римской северной дороге, и верующие толкаются, чтобы облобызать край его мантии. Но прелат не видит толпу, взор его прикован к несчастному прокаженному, который прислонился к крепостной стене недалеко от северных ворот города. У него изуродованное лицо, руки в язвах, распухшие ноги… Мартин подходит к несчастному, и каждый затаил дыхание. Мартин склоняется к больному и братски целует щеку в шрамах, затем кладет руки на голову бедняги и благословляет его… На следующее утро прокаженный входит в церковь, и все могут видеть чудо, совершенное епископом: лицо, еще вчера изъязвленное, сегодня стало гладким и умиротворенным. Отныне известно, что Мартин исцеляет страждущих. Теперь к нему бросаются отовсюду, вырывают клочки его мантии, чтобы сделать повязки и компрессы. Повязками с тела святейшего они изгоняют демонов и нимало в этом не сомневаются.

Мартин не вернется больше в Париж, но в знак признания чудесного исцеления на месте этого события была построена молельня. Построенное по обету здание пощадил пожар, разразившийся в 585 году… Парижане единодушно считают спасение молельни очередным чудом. Правда, здание было каменное, но разве это важно! И почитание Мартина тянется много веков. Современный город в своей географии сохранил память о святом… Северная римская дорога, на которой он некогда исцелил прокаженного, называется сегодня улицей Сен-Мартен.

V ВЕК

ЛУВР-РИВОЛИ

Париж, столица франков

Станция Лувр-Риволи внешним обликом оправдывает свое название: она украшается нарядами дворца. Не бывшей крепости и даже не роскошной королевской резиденции, а музея, который выставляет, в частности, красоты в камне и на полотне, сотворенные человеком на протяжении веков. В 1968 году Андре Мальро, министр культуры правительства генерала де Голля, увлекся экстравагантной идеей спустить произведения искусства и исторические свидетельства в переходы метрополитена. В то время как на свежем воздухе можно было кидаться булыжниками, взятыми из мостовой, стены подземелий линии № 1 покрылись бургундским камнем, и в них появились ниши, предназначенные для экспозиции репродукций шедевров искусства. Ассирийские барельефы, египетские фараоны, нимфы Ренессанса встречают восхищенного и ошеломленного пассажира. Ошеломление тем более оправданно, что сейчас эта станция не является самой удобной для высадки посетителей музея!

За сорок лет все изменилось. Стеклянная пирамида, возникшая по желанию Франсуа Миттерана, переместила вход в Лувр. В наше время, чтобы встать в очередь за билетом, лучше выходить на станции Пале-Рояль…

Следуя моим маршрутом, я мог бы выйти и на той, и на другой станции, какая мне разница! Ибо я пришел искать здесь вовсе не процветающий музей наших дней. Вообще-то я хочу побродить по здешним местам, чтобы помечтать о том, чего больше нет — и не сохранилось ни следов, ни воспоминаний…