– Не совсем, – загадочно ответил Мокин.
– Только предлагают?
– Да нет… Знаете, по-моему, можно еще по рюмочке, не похоже, чтобы вы теряли ориентацию или соображение… – На сей раз Мокин наполнил чарочки до краев. – Поехали! Про эти монеты мы пока что забудем, вернемся к Александру Второму Освободителю… Как по-вашему, можно сказать, что эти времена, начиная с шестидесятых годов прошлого века, практически самые спокойные и привлекательные для обитания в истории дореволюционной России?
– Определенно, – кивнул Кузьминкин. – Все, правда, зависит от точки зрения. Боюсь, крестьянам в Центральной России, вообще народу бедному не так уж и весело жилось…
– Ну, а всем остальным?
– Гораздо лучше… Во-первых, развивался капитализм. Во-вторых, не было прежнего произвола и тиранства. Чтобы попасть в крупные неприятности с властью, следовало очень постараться. Если вы не народник и пропагандой не занимаетесь, опасаться, в общем, нечего. В противном случае… Тут и положение не могло уберечь. Был такой курьез: молодая супруга брата известного миллионщика Рябушинского начала раздавать крестьянам листовки. В толк не возьму, что нашло на урожденную дворянку. Неприятности были серьезные, едва отстояла родня… А что касается финансов и промышленности…
– Это-то я знаю, – перебил Мокин. – И вас читал, и много чего еще. Вы мне лучше подробно растолкуйте некоторые другие аспекты… Чисто бытового плана. Или… Лучше я вам дам конкретное задание. Предположим, мы с вами вдруг попали год в восемьсот семидесятый. Трудно нам будет легализоваться, не привлекая особого внимания?
– Вы серьезно?
– Абсолютно, – сказал Мокин. – Паспорта там были, насколько я знаю, но несерьезные какие-то по нынешним меркам… Давайте прокачаем такой вариант. Я – американец или там аргентинец. Потомок эмигрантов из России. Помотался по свету, накопил деньжат, научился болтать по-русски – и решил переехать в Российскую империю. Приехал туда с чистыми аргентинскими бумагами, с золотишком… виза нужна?
– В нашем сегодняшнем понимании – нет. Приезжаете, регистрируетесь и живете, пока не надоест. Заводите фабрики, поместья покупаете, коли охота…
– Секретные службы проверять меня будут?
– Вряд ли начнут без конкретного компромата, без запросов от полиции соответствующей страны. Пока не оказались замешаны в чем-то противозаконном, живите хоть сто лет.
– А если я где-то в Южной Африке раздобыл бриллиантов и начал продавать?
– Да ради бога. Если они в розыске не числятся. – Кузьминкин торопливо добавил: – Конечно, возможны всякие случайности, но не они делают погоду…
– И чтобы поехать в США не нужно никакой визы?
– Ничего, никаких бумажек. Тогда еще не ввели иммиграционное законодательство, наоборот, были заинтересованы, чтобы к ним съезжался народ со всего света, а уж если вы с деньгами – кум королю…
– Господи, вот были времена… – с чувством сказал Мокин.
– Да уж. Конечно, если у вас есть деньги…
– Короче говоря, приезжаешь с надежными бумагами и мешком алмазов – и все дороги перед тобой открыты, а угроза разоблачения ничтожная?
– Ну, если не забавляться посреди Невского проспекта с японским магнитофоном или видеокамерой…
– Давайте выпьем, – Мокин, впервые показав некую суетливость, наполнил чарки. – Все сходится. Бог ты мой, даже голова кружится.
Кузьминкин, уже ощущая легкое кружение головы от хорошего коньяка, рассмеялся:
– Конечно, если у вас есть машина времени, нацеленная на времена государя-освободителя…
– А если – есть? – наклонился к нему Мокин.
– Шутите?
– Ни капли.
Он не походил сейчас на прежнего простоватого весельчака – глаза сверлили, как два буравчика, лицо словно бы стянуло в жесткой гримасе. После напряженного молчания Мокин произнес так, что у историка в буквальном смысле мороз прошел по коже:
– Милейший мой Аркадий Сергеевич, то мы все смеялись, а теперь давайте похмуримся… Так уж во всем мире повелось: если платят приличные деньги, то и отработать требуют на совесть. Если хоть словечко из наших ученых разговоров уплывет на сторону – вы у меня сам поплывете по Шантаре к Северному Ледовитому без спасательного круга… Уяснили?
– Я, честное слово…
– Ну-ну, не берите в голову, – Мокин похлопал его по плечу. – Я хочу, чтобы вы предельно прониклись: мы здесь не в игрушки играем, наоборот. Человек я до предела недоверчивый, но вдруг замаячила Жар-птица, которую любой нормальный коммерсант вмиг обязан ухватить за хвост, иначе жалеть будет всю оставшуюся жизнь…
– Что, машина времени?
– Она. – Мокин понизил голос, оглянулся на дверь. – Детали вам знать не нужно, объясню кратко: изобрели. В России, то бишь по ту сторону хребта. И были уже первые… экскурсии.
– Быть не может, – сказал Кузьминкин растерянно.
– А почему это? Я окольными путями заказывал в столице научную экспертизу. Примерно так, как сейчас с вами. Выводы укладываются в классическую формулу «Бабушка надвое сказала»: одни решительно отрицают, правда, не в состоянии грамотно объяснить, почему, другие в осторожных выражениях допускают. Тоже без теоретического обоснования. Словом, никакой научной ясности нет. И никому нельзя верить, помня конкретные примеры: как академики отрицали метеориты, как за пару лет до первого атомного взрыва самые толковые светила уверяли, что сие невозможно… А по большому счету – меня совершенно не интересует теория. Я практик. В конце концов, я до сих пор не возьму в толк, что такое электрический ток, но это мне не мешает держать пакет акций ГЭС…
– Но зачем вам Александр Второй?
– Ой, господин кандидат наук… Да вы понимаете перспективы? Возможности? Входишь в долю с Эндрю Карнеги – и через пяток лет подгребаешь под себя Соединенные Штаты. Налаживаешь отношения с Княжевичем, с Абазой, с парочкой великих князей – и забираешь в кулак пол-России. Никакого переноса в прошлое наших технических новинок – просто-напросто включаешься в тамошний процесс с н а ш е н с к и м деловым опытом. Господи, там же – рай земной. Хотя бы оттого, что налоговые кодексы и законы не меняются по три раза в месяц! А взятки хапают в сто раз культурнее, чем наша чиновная братия. А о заказных убийствах на коммерческой почве и слыхом не слыхивали. Я же не рассчитываю прожить сто лет – но лет двадцать т а м уж протяну, а то и поболее. Высадишься году в восемьсот восьмидесятом – и за ближайшую четверть века можешь быть покоен, потому что знаешь все наперед…
– Подождите, – в совершеннейшем смятении пробормотал Кузьминкин. – Но ведь, насколько я помню, можно так изменить историю, что весь мир провалится в тартарары…
– Вы про хроноклазмы? – понимающе подхватил Мокин. – Безусловно, дело новое, и осторожность необходима. Но никто не собирается бросаться в прошлое очертя голову. Можно придумать какие-то надежные методы для проверки… И потом, если полагаться на теоретические разработки, есть два варианта: либо все от первого же вмешательства полетит в тартарары, как вы изящно выразились, либо ничего не произойдет. Совсем ничего. Я же не собираюсь перетаскивать туда пулеметы и компьютеры – я хочу в р а с т и. Будет вместо Рябушинского Мокин – только и всего.
– Подождите, – сказал Кузьминкин. – Выходит, правду про вас сплетничают – что у вас грандиозная библиотека фантастики? На все четыре стены?
– Есть такой грех, – чуть смущенно признался Мокин. – Пристрастился в старые времена, еще с армии. За современными изданиями не уследишь, они нынче хлынули потоком, но что касается прежних времен, могу потихоньку похвастать: у меня в коллекции чуть ли не все, что выходило в СССР с двадцать второго года. Так что получил кое-какую теоретическую подготовочку. Научной базы все равно нет, так что на безрыбье… Кстати, т е меня заверяют, что кое-какие эксперименты проводили. И никаких катаклизмов не случилось.