Однако приземлился он на удивление мягко, лишь несколько мелких камней больно ударили по ногам.
— Неправильная среда обитания! — возмущенно пробормотал молодой человек и вдруг понял, что под ним кто-то есть.
— Морда лица у тебя тоже неправильная… будет… сейчас…
Юноша опустил глаза на нечаянного спасителя и отшатнулся.
— Гу… Гу… Гуча, — заикаясь, произнес он. — Гуча.
— Гуча — Гугуча, — передразнил тот, — слезь с меня, остолоп. Куда коленом, урод!
После хорошего тычка под ребра парень откатился в сторону и замер, устремив взгляд на звезды. Гуча встал, отряхнулся, подошел к горевшему неподалеку костерку и проворчал:
— У тебя, ангелок, появилась вредная привычка падать на меня каждые семнадцать лет.
Семнадцать лет назад ему предстояло получить премию за досрочно выполненную работу и потом провести отпуск в одном ну очень интересном месте. Что греха таить, премию он заслужил не совсем честно — дал кому следовало на лапу и, узнав план предстоящей работы, быстренько соблазнял, обманул, в общем, сделал все, чтобы главные герои какого-то там мира не встретились и прожили несчастливую жизнь друг без друга.
Душа шла и радовалась, и, может быть, впервые в жизни Гуче захотелось поделиться этой, звеневшей внутри радостью. Или выплеснуть ее как-то иначе. Ну просто распирала она его!
Коридор был пуст, а искушение велико. И Гуча решился. Цокая копытами по мраморным ступеням, он подпрыгнул раз, другой. Потом, радостно рассмеявшись, подкинул вверх красную папку с важными документами. Потом оседлал перила и съехал вниз, вопя во все горло. Потом почувствовал, что влип…
Влип во что-то инородное и очень противное его натуре. Во что-то хлюпающее и копошащееся.
Организм вдруг взбунтовался и стал выдавать странную информацию. Точнее, информация была нормальной, но поступала необычным образом и почему-то дублировалась. Гуча не мог тогда понять, что он видел, слышал, чувствовал.
Глаза смотрели одновременно вперед и назад, один точно находился под коленкой, другой моргал где-то на спине, третий (третий?!) удобно расположился на локте, но, кажется, был еще и четвертый. Нечто, нахально вломившееся в его тело, дергалось, хлопало крыльями и так отчаянно вертелось, что Гуче не удалось не только разъединиться, но и просто успокоиться, потому что его собрат по несчастью испытывал отчаяние и стыд.
Все это кончилось тем, что копошащийся комок сбил с ног почтенного беса — непосредственного Гучина начальника.
— Все, — прошипел начальник, пытаясь приладить на место отломленный при столкновении рог, — все! Мое терпение кончилось! Можешь проститься и с премией, и с отпуском тоже!
— За что? — просипел Гуча, пытаясь оторвать от себя идиота, который умудрился телепортироваться на занятое место.
— За неуважение к начальству, — ответил бес и гордо удалился.
— Придурок, — шепотком выругался несостоявшийся отпускник.
— Брань идет вразрез с принятыми этическими нормами, — прозвенело в одной на двоих голове.
— Знаешь, где я эти нормы видел! Отцепись от меня! Увидит кто, такой конфуз получится — насмешек не оберешься!
К счастью, вокруг было пусто, иначе многоруко-многоногое существо с грязно-серыми крыльями, хвостом, рогами и нимбом непременно привлекло бы толпу любопытных.
— Недотепа, — ворчал черт, освобождаясь от ангела. — Поиск свободного пространства проводится автоматически — этому в младенчестве учат!
— Помню, только мне не везет, как бы я ни рассчитывал, — едва не, плакал виновник. — Я даже решил на перила телепортироваться, чтобы только случайно не столкнуться с кем-нибудь.
— Не ной, птичка склеротичная, лучше скажи, как убыток возместишь!
— Какой?
— Он еще спрашивает! Меня премии лишили, а он спрашивает! А кто, скажи на милость, бесу рог крылом отломил?
— Я.
— Правильно. — Гуча привел в порядок одежду и подобрал красную папку. — Значит, премию мне тоже ты выплатишь.
— Логично, — согласился ангел и добавил: — Дядюшка заплатит. Поворчит немного и заплатит — он всегда так делает.
— А как зовут такого выгодного дядюшку? — спросил Гуча, разглядывая чудака, который на несколько минут стал его сиамским близнецом.
Неуклюжий блондин был тощ, неопрятен и очень расстроен. В огромных голубых глазах блестели слезы, а белые локоны, казалось, никогда не встречались с расческой. Он так мало походил на ангела, что даже пара пыльных крыльев и съехавший набок нимб не убеждали в этом.