Какая смехотворная ситуация. Но смех, в сущности, самое цивилизованное из доступных нам проявлений чувств. Шутки сглаживают острые углы и делают нас более терпимыми. Гарри понимал юмор. Вероятно, я могу подшутить и над собой, преступив границы собственного призвания.
Да пребудет с вами благословение вашего таинственного бога.
Прилагаю к сему письму королевский дневник.
Должен заметить, что Бесси Блаунт не была блудницей.
Уилл
Дневник Генриха VIII
I
Вчера один болван поинтересовался, какое первое событие детства сохранилось в моей памяти, явно ожидая, что я радостно предамся сентиментальным детским воспоминаниям, коими положено наслаждаться чудаковатым старикам. Он страшно удивился, когда я приказал ему убираться вон.
Но его любопытство все-таки причинило известный ущерб: ведь мне не удалось с такой же легкостью отделаться от собственных дум. Перед моим мысленным взором пронеслись картины детства, но какую из них я мог бы назвать самым ранним впечатлением? Так или иначе, никто не назвал бы его приятным. Уж в этом я уверен.
Должно быть, я помню себя лет с шести… Нет, моя сестра Мария родилась, когда мне исполнилось пять. Точно. А годом раньше умерла другая моя сестра, Елизавета, и это ужасно поразило меня. Значит, мне было три года?.. Наверное. Да. Именно тогда меня удостоили восторженных поздравлений… И в то самое время мне запали в душу слова «всего лишь второй сын».
Стоял чудный летний денек — жаркий и тихий. Я собирался отправиться с отцом в Вестминстерский дворец на церемонию пожалования титулов и званий. Король долго репетировал со мной весь ритуал, пока я не запомнил его назубок: поклоны, падения ниц перед владыкой Англии и проходы по залу. Мне пришлось пройти ритуальную науку, поскольку предстояло присутствовать на королевской аудиенции.
— Никогда не поворачивайтесь спиной к королю, — пояснил батюшка.
— Несмотря на то, что вы мой отец?
— Несмотря ни на что, — серьезно ответил он. — Ведь я еще и ваш король. Сегодня я произведу вас в рыцари ордена Бани. Перед посвящением вас оденут как отшельника. А потом вы вновь войдете в зал в ритуальном облачении и получите титул герцога Йорка. — Он рассмеялся сухим тихим смехом, похожим на шорох листьев, влекомых ветром по булыжникам мощеного двора. — Тогда они утихомирятся, осознав, что Тюдоры объединились с Йорками! Единственный настоящий герцог Йоркский будет моим сыном. Пусть все увидят это! — Вдруг он понизил голос и мягко произнес: — Вам придется достойно пройти перед всеми пэрами нашего королевства. У вас нет права на ошибку, нельзя показать страх перед ними.
Я глянул в его холодные, серые, как ноябрьское небо, глаза.
— Я не боюсь их, — сказал я, зная, что говорю правду.
Толпы горожан высыпали на улицы посмотреть, как мы проезжаем по Чипсайду к Вестминстеру. У меня была собственная лошадка — белый пони, и я ехал на нем следом за отцом. Его гнедого украшал ковровый чепрак. Даже верхом я почти не возвышался над рядами зевак, выстроившихся вдоль дороги. Я отчетливо видел их лица, запомнил их выражения. Народ радостно встречал наше появление, призывая небеса благословить нас.
Меня порадовала королевская церемония. Дети обычно скучают на официальных торжествах, но я наслаждался. (И любовь к ним я не утратил никогда. Неужели она зародилась именно в тот день?) Мне нравилось, что все глаза в Вестминстер-холле устремлены на меня и я один, без сопровождающих, прохожу по длинному залу, видя вдалеке фигуру отца. Грубая отшельничья одежда царапала мне кожу, но я не смел выказать и тени недовольства. Отец сидел на возвышении в темном резном кресле — на королевском троне. Он выглядел отстраненным, бесстрастным, как и подобает истинному монарху. Немного дрожа, я приблизился к нему, и тогда он встал, взял длинный меч и посвятил меня в рыцари ордена Бани. Подняв клинок, король слегка коснулся моей шеи, и меня поразило, что в такой жаркий день сталь была столь холодной.
Не поворачиваясь спиной и медленно отступая, я покинул зал. В приемной Томас Болейн, один из оруженосцев и телохранителей отца, ждал меня, чтобы помочь переодеться в богатый церемониальный наряд, пошитый специально для сегодняшнего ритуала. И вновь я вошел в зал, повторил проход к трону; теперь уже мне пожаловали титул герцога Йоркского.
Потом меня должны были удостоить великих почестей, всей знати и прелатам следовало выказать мне почтение, признавая меня высочайшим пэром Англии после короля и моего старшего брата Артура. Теперь-то я знаю, а тогда не понимал, что это означало. Титул герцога Йорка доставался лишь избранным претендентам на трон, и потому-то отец вознамерился добиться клятвы верности от придворных, дабы в дальнейшем они не присягнули никому другому — ведь не могло же быть двух герцогов Йоркских. (Так же как не может быть двух голов Иоанна Крестителя, хотя некоторые паписты настаивают на поклонении обеим!)