— Сколько вас было до нападения? — поинтересовался Кондрат.
— Тридцать два, — ответил он сухо.
— Ещё кто-нибудь мог выжить?
— Я не знаю. Здесь все, кого мы смогли оттуда увезти.
Негусто…
Они расселись около костра. Дети старались держаться подальше вокруг женщин, которые с ними возились, хотя здесь не было такого разделения, и они занимали равное положение в племени или семье наравне с мужчинами. Просто женщины есть женщины, дети к ним всегда охотнее тянутся.
— О чём вы хотели меня спросить? — спросил Родуми, закурив трубку.
— Что случилось с вашим лагерем? — взял слово Рай. — Когда на вас напали? Как это произошло?
— Как произошло, спрашиваешь? — задумчиво повторил он. — Как произошло… Я бы, наверное, и сам хотел это знать, однако началось всё где-то дня три назад. Мы заметили, что трое оленей пропали.
— У вас около тысячи оленей, но вы точно знаете, сколько пропало?
— Ты знаешь, сколько у тебя денег, верно? Почему мы не можем знать, сколько у нас оленей и сколько из них пропало?
— Ну их же…
— Много. Но когда занимаешься этим всю жизнь, когда это твой хлеб и деньги, ты точно знаешь, сколько их, сколько самок и самцов, сколько собираются разродиться и сколько неожиданно пропало в один вечер.
— Вы их нашли? — задал вопрос Кондрат.
— Пытались, но к утру была сильная позёмка, и следы потерялись. Они просто ушли на северо-восток. Мы решили, что они убежали, и продолжили путь к новому пастбищу. На следующий вечер пропало ещё одиннадцать, и одного мы нашли загрызенным. Мы нашли его тушу далеко в стороне, словно он отбился от стада, да и само стадо было встревоженным. Поэтому на последней стоянке мы поставили двух человек.
— Почему до этого не ставили? — спросил Рай.
— Потому что хищники приучены нас не трогать. Мы чтим духов и оставляем им жертв в трудные времена, а те не трогают нас. Мы живём в гармонии, однако иногда всё же бывают те, что нападают на стада.
— Значит вы оставили двух охранников. Что дальше? — продолжил Рай.
— А вот настала ночь, — посуровел он. — Я спал, когда раздались первые крики и стрельба. Почти сразу я выскочил наружу, а они уже были здесь. Забрались в одну из палаток, откуда доносились душераздирающие крики.
— Как много их было? — спросил Кондрат.
— Их было не так много, как сегодня, однако достаточно, чтобы у нас не осталось шансов дать отпор. Олени, жаждущие плоти, выпрыгивали из ночи и тут же вгрызались в тех, кого могли. Разрывали на части и жрали прямо там же, не обращая внимание на то, что по ним стреляют. А потом в одном из домов, куда заскочил такой олень, начался пожар. Шатёр быстро вспыхнул, и огонь заставил их отступить. Они его боялись точно так же, как боятся его дикие звери.
— Но это не помешало им продолжить охоту, — заметил Кондрат.
— Не помешало, — внимательно посмотрел на него Родуми. — Теперь они выскакивали из темноты, хватали кого-нибудь и уносили обратно в ночь, где разрывали несчастных, только душераздирающие крики и были слышны. Но пожар дал нам возможность спастись. Я и мои сёстры схватили кого могли и бросились к стаду. Оседлали первых же оленей и бросились прочь, пока те не схватились за нас.
— Откуда вы знали, что те олени были нормальными? — спросил Рай.
— Они не набрасывались на нас и не пытались нас сожрать, — ответил Родуми. — Стадо тоже их боялось. Олени разбегались, сбивались в оборонительный круг, отбиваясь от них.
— Значит, обратились не все… — пробормотал Кондрат задумчиво и взглянул на Рая. — У нас есть карты?
— В санях.
— Ладно, тогда это потом… — он обратился к Родуми. — Возвращаясь к тому, где мы остановились. Нас отправила к вам Такисуко Гно. Я был на том корабле, что расположен в зове смерти.
— Ты? — недоверчиво фыркнул тот.
— Да. Большое старое деревянное судно с пушками по бортам. На верхних палубах вроде всё чисто, даже тел нет. Однако если спуститься в кубрик, там на полу везде засохшая кровь и видно, что там шёл ожесточённый бой и его пытались забаррикадировать, чтобы сдержать что-то. Что-то из трюма, где есть отдельная комната, заваленная трупами команды корабля и теми, кто туда пытался спуститься, включая ваши братьев малхонтов. Все тела покрыты клыками смерти, голубоватыми минералами, которые разрастаются по стенами и потолку, но не отходят далеко от тел, будто не могут расти далеко от них.
Родуми нахмурился. Он знал, что человек говорил правду. Знал, потому что сам туда спускался и видел это всё своими глазами. Родуми пытался забыть о тот, что увидел там, но услышав слова чужака, словно вновь спустился туда и прошёл тот короткий и в то же время очень долгий путь. Он взглянул в глаза человека напротив и понял, что тот не врёт. Была в глазах людей, однажды спустившихся туда, та тень, которую оставляла смерть, когда ты однажды взглянул ей в глазах.