Опять же, только на девяносто пять, так как для ста процентов нужны были улики просто неопровержимые, и не одни. Но его дело было выполнено, они сделали всё, что могли, и дело оставалось за стражами правопорядка, в чей профессионализм в последнее время Кондрат мало верил.
На следующий день здание специальной службы расследования буквально ожило. Уже на входе Кондрат заметил, что людей, входящих в здание, заметно увеличилось. Теперь по коридорам гулял негромкий гул голосов, да и на пропускном пункте столпилась небольшая очередь. Люди, одетые по большей части однотипно во всё тёмное, казалось, не обращали ни на кого внимания.
На этот раз Кондрата не обыскивали. Одного пропуска оказалось достаточно, чтобы его просто пропустили внутрь, даже не удостоверившись, что это действительно его документ. Да даже попросить паспорт, хотя он тоже не был доказательством без элементарной фотографии.
В коридорах люди ходили туда-сюда, заходили в кабинеты, выходили, из дверей доносились голоса, иногда злые, кто-то даже кричал. На втором этаже было не тише, однако в зале, где располагались сыщики, царила тишина, нарушаемая лишь тихи переговорами людей.
Когда Кондрат вошёл, все присутствующие обратили свои взоры на него. Никто не встал со своего места, однако тем не менее они обменялись кивками в знак приветствия. Стол Дайлин пустовал. Видимо, ещё не пришла.
Кондрат занял своё место и окинул взглядом столешницу. Пустовато. Не хватало обжитости. У остальных были органайзеры, листы, книжки и даже домашние растения, придавая месту какой-то уют. Немного подумав, Кондрат достал из стола стопку чистых листов. Что были дефицитом в этом мире, чернильницу с пером и поставил на стол. Ну… так немного лучше, хотя всё равно пустовато, конечно…
Дайлин прибежала минут через двадцать. Именно что прибежала, слегка запыхавшаяся, растрёпанная с сумочкой под мышкой, на ходу поправляя ободок для волос. И на что обратил внимание Кондрат сразу, её встретили присутствующие молчанием и какими-то снисходительными улыбками. Кондрат перевёл их реакцию, как лёгкое пренебрежение — за свою они её явно не принимали. Никаких приветственных кивков, да и она обратила на них не больше внимания, чем на предметы интерьера.
— Я опоздала, да? — пропыхтела она.
— Чуть-чуть.
— Блин, опять… — пробубнила она, бросив сумку на стол. — Так, ты что, готов?
— К чему?
— А, да, точно… Ладно, давай, за мной, в кабинет Урдена.
Кондрат поднялся со своего, направившись за ней и заметив краем глаза, как остальные усмехаются и что-то обсуждают. Что-то насчёт самой Дайлин, которой на это было явно побоку.
— Так что случилось? — нагнал он её уже в коридоре.
— Мы закрыли дело, — быстро ответила она.
— И?
— И Урден хочет нас теперь видеть.
Да только по Дайлин сказать, хорошо это или плохо, было невозможно. Что ж, пусть это будет сюрпризом, пусть Кондрат и был сторонником того, чтобы знать, что его будет ждать.
Глава 8
Дайлин на ходу поправляла причёску и пыталась выровнять складки на платье, которое сильно выбивалось среди остальных — оно было кремовым, лёгким и летним, подвязанное бантом, как последний штрих. Остановившись у самой двери, слегка поправляя кудри, она обернулась.
— Как я выгляжу?
— Обворожительно, — ответил Кондрат.
Его невыразительный голос явно заставили её что-то обдумать, после чего она подтянула бант.
— А так?
— Прелестно.
— Так, что нет так?
— Всё так.
— Как-то ты подозрительно отвечаешь мне… — прищурилась она. — В чём подвох?
— Почему должен быть какой-нибудь подвох? — спросил Кондрат, не в силах понять ход её мыслей. Женщины—не преступницы были не его конёк.
— Как-будто ты что-то не договариваешь. Я плохо выгляжу?
— Скорее, немного выделяешься на фоне остальных, — пробежался он по её платью взглядом.
— Пф-ф-ф…
Вот что он должен был сказать на это? Хотя почему бы не спросить у неё прямо?
— А как бы ты хотела, чтобы я ответил?
— Что я выгляжу обворожительно.
И Кондрат немного завис. У него в голове словно закоротил компьютер, так как он мог поклясться, что именно так ей и ответил в первый раз. Или не ответил? Нет, всё же ответил, деменцией он пока не страдал. Тогда почему она говорит, что хочет, чтобы он так сказал, ведь именно так он и сказал в первый раз.