Кондрат совсем ничего не испытывал по этому поводу, дело было давнее и свой он уже отпереживал. Но вот что касается Дайлин, то она считала, что нашла разгадку такой нелюдимости своего напарника. Кое-что она уже знала, кое-что слышала от других, но сейчас Кондрат окончательно собрал всю картину воедино.
— А тот напарник был твоим наставником, да?
— Да.
— Как получилось, что он попал под пулю?
— Потому что она не стала стрелять в меня, — пожал он плечами.
Наверное, это было больно понимать, что человек, которого ты убил, не хотел тебе зла, но по лицу Кондрата сказать было что-либо вообще сложно.
— Зачем она убивала? — негромко спросила Дайлин.
— Мстила. За обиды, за унижения, за то, что пострадала из-за этого её семья.
— Я… сочувствую.
— Не стоит. Она переступила закон, я выполнял свой долг.
— И ты никогда не задумывался, что она имела…
— Моральное право? — взглянул Кондрат на Дайлин, и та кивнула. — Думал. Много что думал. Те, кого она убила, были совсем не ангелами, но заслужили ли они смерти? Та же самая проблема, как и везде, непонятно, белое это или чёрное.
— Серое.
— Серое… — хмыкнул он. — Люди обожают это слово. Да, можно назвать серым, но правда в том, что он переступила закон. Имела моральное право или нет, она убивала людей без суда и следствия. А потом убила представителя закона.
— И ты совсем ничего не чувствуешь по этому поводу?
— А что я должен чувствовать? Что мог, уже прочувствовал во всех интерпретациях. Ничего не осталось.
Дайлин не знала, что сказать. Его рассказ тянул на какой-нибудь роман о запретной любви, чести и предательстве. Наставника пристрелила та, которую он любил и потом собственноручно убил. Жуть. Красивая, даже романтичная, но жуть. Не удивительно, что он теперь такой, там любой нормальный человек бы стал холодным.
— А почему интересуешься? — спросил Кондрат, прислушиваясь к тому, как мимо проезжает очередной поезд.
— Да просто… — пожала она плечами. — Слушки разные ходят, что ты жену ищешь. Или тебе ищут.
— Мне ищут?
— Ну ты знаешь правила специальной службы. Или ты находишь, или тебя выгоняют.
— Тогда меня должны выгнать.
— Это если ты не окажешься ценным сотрудником, — усмехнулась она. — Тогда заработают другие механизмы и глядишь, тебе уже самому кого-нибудь найдут.
— Как это они себе представляют? Мистер Брилль, вы должны жениться на этой девушке? Так что ли? И всё из-за правил?
— Думаю… да, так, — согласно кинула Дайлин. — И да, из-за правил, которые и делают структуру надёжной. Тебе же вроде уже рассказывали, почему так.
— А если уйду? — предположил Кондрат.
— А ты действительно думаешь уйти? — поинтересовалась она.
— Нет.
— Ну тогда и смысла предполагать такой исход нет.
Какое-то сумасшествие с этим браком. Не служба расследований, а агентство по подбору жён, доведённое до абсурда и какой-то неловкости. Кондрат, конечно, не собирался лезть в чужой монастырь со своим уставом, однако его такое несколько напрягало.
День уже давно перевалил за вечер и близился к ночи. Количество поездов не падало, и среди них казалось будет непросто найти нужный, особенно когда они иногда запаздывают, однако Сенштейн был уверен, что они его не пропустят. Во-первых, примерное время, во-вторых, он будет единственным, что замедляется.
Собственно, так и вышло.
Сенштейн первый всех растолкал.
— Слышите, — кивнул он в сторону леса. — Приближается поезд.
— Точно наш? — слегка сонно спросила Дайлин, которая уже начал дремать, укутавшись от надоедливых насекомых.
— Да, как раз по времени, и он… — Сенштейн прислушался. — Да, он замедляется. Идёмте.
Пешком они направились в сторону станции. Красться приходилось без света практически в абсолютной темноте, где приходилось ориентироваться исключительно на свет со станции и главного локомотива. Тот пыхтел где-то впереди, и явно притормозил — другие попросту пролетали мимо, обдавая округу свистком, когда этот тихо пыхтел на всю округу, катясь вперёд.
— Твою мать… — тихо выругался Цертеньхоф, оступившись. — Долго нам ещё?
— Ты сам видишь.
— Ничего не вижу.
— По свету.
Тихо перешёптываясь, они крались вперёд на свет, который редкими лучами пробивался через листву между стволов деревьев. К тому моменту, как они подошли ближе, откуда можно было увидеть станцию, поезд уже набирал ход, быстро покидая место преступления.
Кондрат вглядывался в слабо освещённый перрон на котором виднелась пара ящиков и ни одного человека.
— Что скажешь, наши? — спросил его Цертеньхоф.