И тем не менее Кондрат верил, что с девушкой будет всё в порядке.
Он не стал спорить. Цертеньхоф был у них лидером, об этом они сразу договорились, а значит как он скажет, пусть даже Кондрат не согласен, так и будет. Поэтому он отправился по ночной дороге в сторону второй деревни, откуда был юноша.
Здесь хотя бы мало-мальски освещал дорогу лунный свет, который пробивался через просеку. Ночной лес буйствовал, шумел, скрипел и трещал, будто кто-то неустанно следовал за ним, держась тени. Но Кондрат давно потерял любой страх перед ночным лесом, проведя в нём в своё время не одни сутки. Есть вещи пострашнее неизвестности.
Он добрался до деревни и проехал по её главной улице насквозь, так и не увидев никого. Вся округа спала, и только около местной ратуши горел на крыльце свет, и то, скорее символически, чем выполняя какую-то функцию. После этого он углубился в лес. Как далеко предстояло ехать, было непонятно, однако скоро ему об этом беспокоиться не пришлось.
— Кондрат?
Тихи голос раздался из кустов, заставив его слегка вздрогнуть, выхватив сразу оба пистолета и направив их во тьму прежде, чем он узнал голос.
— Дайлин? — тихо спросил он.
Девушка вышла из тени леса на дорогу, держа в руках ружьё. И насколько мог судить Кондрат, она была абсолютно цела. Немного потрёпана, но цела. Однако по лицу было видно, что что-то произошло. И он уже знал, что именно.
— Они мертвы? — спросил Кондрат.
Дайлин молча кивнула, выглядя слегка… подавленной и зажатой. Видимо, первое убийство. Что ж, каждый реагирует на него по-своему, Вайрин и вовсе блевал, а он держится.
— Хорошо. Запрыгивай, я довезу тебя.
Они молча ехали по дороге обратно. Кондрат не поднимал темы того, что произошло, а Дайлин не спешила откровенничать. Лишь когда они проехали деревню, она тихо сообщила.
— Я нашла место, где они прячут теперь оружие. Какой-то старый сарай в лесу около пруда.
— Ясно.
— И… я убила тех, кто перевозил их.
— Всех трёх? — уточнил Кондрат.
— Их было двое. Одного высадили в деревне. Они заглянули, и я выстрелила, не дав им времени схватиться за оружие.
— У них оно было?
— Да, — кивнула Дайлин за его спиной.
— Тогда ты всё правильно сделала, — ответил он.
— Я должна была предупредить же сначала, сказать, чтобы подняли руки… — пробормотала она.
— Нет, ты должна была сначала стрелять, а потом требовать поднять руки, — не согласился Кондрат. — Они бы схватились за оружие, как это сделали тогда в мельнице. Они бы не стали тебе подчинять, попытались бы оказать сопротивление, и это промедление могло стоить тебе жизни. Т всё сделала, как и должно быть.
И Кондрат верил в то, что говорил. Иногда ты просто не можешь рисковать, как бы не хотел сделать правильно. Он действительно верил, что все должны предстать перед судом, но не ценой твоей собственной жизни.
— Ясно… — пробормотала Дайлин, после чего спросила: — А Цертеньхоф сильно злился.
— О-о-о… а вот это ты сейчас сама и узнаешь, — хмыкнул в ответ Кондрат.
Глава 24
Удивительно, но вопреки ожиданиям Кондрата Цертеньхоф был спокоен. Когда они вернулись с Дайлин, он строгим голосом спросил, есть ли результаты, и когда девушка кивнула, просто сказал «хорошо». Вот и всё, никаких лишни разговоров или криков.
Уже в пути он расспрашивал подробности произошедшего, и когда та дошла до части, где застрелила обоих, покачал головой.
— А вот это не очень… — нахмурился он.
— Остался третий, — напомнил Кондрат. — Они его высадили в деревне.
— Она его лица не видела. Мы как его найдём теперь?
Кондрат обернулся к Дайлин, и так как-то уныло пожала плечами.
— Ну… он пел, когда мы ехали. Напевал что-то себе под нос.
— Этого достаточно, — кивнул он.
Цертеньхоф с сомнением уставился на Кондрата.
— Заставишь всю деревню петь?
— А ты — нет?
— Заставлю.
— Я тоже.
Кивнули и молча поехали дальше.
Когда их группа углубилась в лес, Дайлин указала на небольшую просеку, которую сразу в ночи заметит было трудно. Когда-то это была дорога, но время сделало своё дело, и теперь всё давно поросло высокой травой. Единственное, что ещё как-то намекало на её предназначение — примятая трава от проехавшей по ней не так давно повозки. Они вышли к небольшому заросшему зданию, покосившемуся и прогнившему настолько, что даже от одного касания всё строение поскрипывало. Сколько оно здесь стояло, одному богу известно, однако потерянное в лесу оно было отличным местом, чтобы что-то спрятать.