— Последний был сержантом.
— Да, но убийца, начав мстить, вошёл во вкус. Он начал с офицеров, а теперь решил убить вообще всех виновных по его мнению. В чём они были виноваты? Вариантов немного: преступный приказ, не дооснащение, приведшее к гибели многих, учитывая, кем работал чиновник или военное преступление. Последнее вряд ли, потому что военное преступление против врага союзниками всегда воспринимается, как жестокая, но необходимость. Не дооснащение… не думаю, что из-за этого. Вероятнее всего, приказ, который обернулся катастрофой и мог вызвать вопросы. Эти вопросы рассматривал новенький судья, которого поставили на грязное дело, чтобы он всё прикрыл, за что его повысили.
— И убийца решил поквитаться за произошедшее. Решил заставить заплатить тех, кто однажды погубил сотни жизней и прикрыл это, — подытожила Дайлин. — Почему сейчас?
— Возможно, его что-то подтолкнуло к этому. Какое-либо событие, которое всполохнуло прошлые воспоминания, — предположил Кондрат. — Он мог убить их всех там, на войне, когда всё можно списать на врага. Но начал это здесь и через столько времени. Почему? Возможно, потому что только сейчас он их нашёл или что-то ему о них напомнило.
— Что именно?
— Может увидел на улице или услышал где-то о них, я не знаю.
Глава 20
Кондрат знал, что такое война. Честь, доблесть и прочие высокопарные слова — это то, что придумывают люди, чтобы сделать из войны что-то благородное. Но там, на поле боя, под пулями, под снарядами в окопах, пропитанных пороховыми газами и кровью нет никакого благородства. Там есть смерть, ужас и безысходность.
Он помнил эти чувства, когда сначала ты боишься, а потом становится всё равно. Когда смерть становится пугающей рутиной, свистящие снаряды над головой воспринимаются как что-то обыденное, и ты будто становишься частью этих кровавых будней, где кажется, что это никогда не кончится.
Но самым страшным были и будут только бездарные офицеры, которые гонят тебя в бой просто потому, что у них есть приказ, и они хотят его выполнить любой ценой, если она не включает только их собственную жизнь. Сидя за спинами солдат, посылают тебя раз за разом, просто потому что хотят новую медаль на груди, глядя на потерянные жизни лишь как на цифру, ещё одну единичку в бесконечном списке статистики.
Бывают разные войны, как и разные офицеры, но война — это то место, где вскрывается всё самое ужасное в человеке. Кто-то говорил, что войне даже атеист становится верующим. Это лишь потому, что больше уповать там не на что. Есть только ты и смерть по другую сторону окопа.
Кондрат не любил вспоминать войну. Как и любой другой, кто прошёл через неё. У них одна большая болезнь, одна большая рана на всю жизнь. Все они погибли тогда, на поле боя, а вернулись совершенно другие люди, измученные, уставшие и пустые, вздрагивающие от громких звуков и постоянно оглядывающиеся по сторонам.
Война — это не лекарство от морщин. Это лекарство от нормальной жизни.
Хорошие места не называют чёртовой горой. И что бы там не случилось, отметилось оно в памяти людей лишь чистым ужасом. И кто-то явно знал о том, что там произошло, даже несмотря на то, что это так скрывают. Кто-то знал и решил наказать тех, кого считал виновными в военной ошибке или просчёте.
Прав ли он, покажет время, однако Кондрату казалось, что это рабочая теория. Отсюда можно было даже сложить общую картину.
Директор — командир роты. Чиновник — отвечающий за обеспечение. Сыщик — лейтенант, который был подручным командира. И сержант — тот, кто выжил и, возможно, заставлял солдат идти вперёд. Они все могли быть из одного батальона. Они все могли быть причастны к одному сражению или какому-нибудь военному преступлению. И кто-то решил, что они слишком хорошо устроились, не понеся наказания за свои ошибки.
Что послужило триггером? Спусковым крючком начать расправу именно сейчас? Встреча на улице? Может убийца увидел кого-то из них? А может…
Кондрат замер, когда догадка мелькнула у него в голове, что не укрылось от Дайлин.
— Что такое? — удивительно, как она научилась подмечать такие детали в нём. — Ты что-то понял?
— Возможно. Ты помнишь, что мы нашли у директора в столе?
— Так… документы, домашние задания, табели, планы занятий… — медленно перечисляла она. — Что ещё… перья… какие-то письма…
— Агитационные листки, — произнёс Кондрат.
— Да, агитационные листки, — кивнула Дайлин. — Ты думаешь, всё из-за них?
— Не из-за них, но они послужили определённым спусковым крючком к действиям. Возможно, директор и сыщик агитировали вступать в армию. Один своих учеников, другой своих коллег. Возможно, убийца узнал их. Узнал, и увидел, что те, кого он считает повинными в смерти кого-то близкого ему, теперь агитируют других людей вступать в армию.