— Я бы хотел удостовериться. Ситуация принимает скверный оборот. Не будет ни обвинений, ни допросов, я лишь соберу информацию.
Урден вздохнул, достал бланк и начал его заполнять.
— Только потому, что вы так считаете, мистер Брилль. И я надеюсь, что вы не пользуетесь своим положением и моим отношением к вам.
— Ни в коем случае, — ответил Кондрат.
И, естественно, кривил душой. Но будь иная возможность разузнать правду, он не пошёл бы на это. Зайдя в зал, где восседали сыщики, но сейчас большая часть пустовала, Кондрат подхватил своё пальто, что не осталось без внимания Дайлин.
— Ты куда?
— Кое-что хочу узнать, — ответил он, накинув себе на голову шляпу.
— Вайрин ещё не приехал и не ответил, — заметила она. — Значит ты по делу Хартергера?
— Да. Я скоро вернусь.
Снег валил так, будто решил укрыть белым одеялом весь мир по самые крыши. В дневном свете это выглядело ещё красивее, когда весь мир скрывается за пушистой белой пеленой, словно по волшебству. И если быть искренним, то и поездка на лошади была одним удовольствием, особенно, когда он покинул город. Лишь едва различимая дорога и бесконечный снег, на котором тенями виднелись деревья и одиноко стоящие дома.
Среди которых вскоре появилось и поместье.
Кондрат показал разрешение, выданное Урденом, и стража не стала лишний раз противиться, пропустив его внутрь. Задержала на минуту лишь для того, чтобы гонец успел предупредить свою госпожу о его прибытии с бумагой, не оставляющей её шансов уйти от дачи показаний.
Она встретила его на третьем этаже, и поднимаясь к ней, Кондрат её раз взглядом оценил возможность быстро убежать и скрыться в покоях после убийства Хартергера. Да, она бы успела добежать, вполне. Расстояние небольшое, а если ещё и босиком, то и шагов никто мог не услышать.
Личные покои представляли из себя небольшой зал с камином, столы, кресла, шкафы всё что полагается. Отсюда было две двери, одна в спальню, другая в неизвестную ему комнату, может для посиделок наедине или ещё что. Но что важно, камин здесь тоже был, улики сжечь бы не составило труда, особенно, когда его топят при наступивших холодах.
Графиня занимала одном из кресел. За её спиной бдела служанка. Напротив через кофейный столик стоял стул, явно предназначающийся ему, всем своим видом говоривший, насколько ему в этом доме рады. Да и по лицу женщины, осунувшейся и бледной это читалось неплохо. Она мало походила на человека, который убил своего мужа, но не Кондрату ли знать, насколько люди умеют притворяться, чтобы скрыться от правосудия.
— Ваше Сиятельство, — поприветствовал её Кондрат.
— Мистер Брилль, — выдохнула она. — Я надеялась, что мы больше не увидимся.
— К сожалению, обстоятельства требуют обратного, — он прошёл комнату и сел на стул напротив неё.
В другой ситуации он бы должен был попросить на это разрешения, но не когда находится при исполнении. Государство ясно давало понять, что титул титулом, но вся власть находится только в одних руках, демонстрируя это через тех, кто работал на империю.
— Какие же обстоятельства? — кисло поинтересовалась она.
— Это мы и обсудим.
— Я могу взглянуть на документ? — протянула она руку.
— Конечно, Ваше Сиятельство.
Кондрат протянул лист, но взяла у него из рук не графиня, а её служанка, стоявшая за спиной. Он и передала хозяйке бумагу. Та лишь скользнула взглядом по ней, после чего вернула обратно.
— Значит так? Значит теперь подозревают меня? — выдохнула она.
— Вас никто не подозревает. Это повторное взятие показаний, не более. И… — Кондрат взглянул на служанку, — будет лучше, если ваша прислуга подождёт за дверью.
Графине требовалось лишь взмахнуть рукой, и та без слов покинула комнату, оставив их наедине. Кондрат тем временем разглядывал камин. Большой красивый камин и шершавого белого камня, с внутренней стороны уже давно покрытого сажей. Сейчас там было ничего не найти, даже будь здесь технологии его мира.
Над ним висел портрет самой графини с уже почившим графом и их сыновьями, здесь ещё совсем детьми. Строгие, будто взятые из какого-то уголовного розыска.
— Вы будете о чём-то меня спрашивать? — произнесла она с нотками раздражения и нетерпения.
— Естественно, — ответил он. — Сколько вам здесь?
— Что?
— Сколько вам на этой картине? — кивнул Кондрат на портрет её семьи.
Ей явно хотелось сказать что-нибудь иное, но негромкий вздох, и последовал ответ.
— Тридцать семь лет.
— Значит, в браке вы уже состояли семь лет.