1. Конфликт индивидуализации и зависимости разворачивается там, где любое приближение другого может ощущаться как угроза, а любое отдаление — как брошенность. Он не сводится к выбору между быть с кем-то или быть одному. Его суть — в невозможности сделать этот выбор без внутренней тревоги. Там, где автономия становится реактивной агрессией, а зависимость — завуалированной просьбой о признании, психика пытается удержать равновесие между полюсами. Этот конфликт проявляется в телесной скукоженности, ритмичном сближении и отдалении, тревожных ухмылках, молчаливых просьбах быть замеченным.
2. Конфликт подчинения и контроля раскрывается в стремлении либо отдаться другому, либо доминировать над ним — не по воле, а по внутреннему напряжению. Контроль часто выступает не как проявление силы, а как способ защититься от чувства уязвимости. Подчинение — не слабость, а стратегия снижения тревоги. В этом поле формируются иерархии, в которых голос перестаёт быть равным. Этот конфликт виден в напряжённом взгляде, обострённой реакции на границы, интонациях доминирования, саботирующем поведении.
3. Конфликт между потребностью в заботе и стремлением к самодостаточности особенно чувствителен. Быть в зависимости без стыда — задача, которую немногие выдерживают. Там, где ранняя ранимость осталась не признанной, появляется отказ от помощи, демонстративная самостоятельность, защита через «я сам(а)». Забота может восприниматься как угроза автономии, а дистанция — как завуалированная просьба. Этот конфликт часто проявляется в сбивчивой речи, парадоксальных отказах и невидимых сигналах о потребности.
4. Конфликт самоценности пронизывает сцены, где включается стыд, желание доказать значимость, борьба за подтверждение своего «я». Психика качается между грандиозностью и обесцениванием. Там, где самоощущение нестабильно, реакции другого могут триггерить знакомые ландшафты стыда. Появляются бравада, агрессия, защитный юмор, уход в молчание. В теле — напряжение в груди, лице, в голосе — обесценивающие интонации.
5. Конфликт вины говорит голосом внутреннего судьи. Здесь желания оборачиваются чувством вины, инициатива гаснет, агрессия прячется за вежливостью. Сверх-эго диктует стандарты, которые невозможно удовлетворить, и каждое отклонение вызывает стыд или самонаказание. Этот конфликт можно различить по подчеркнутой вежливости, телесной скованности, напряжённой улыбке, общей подавленности.
6. Эдипов конфликт проявляется в запутанно заряженных отношениях, где бессознательное ищет место, внимание, исключительность. Треугольники, эротизация, конкуренция возникают неосознанно — как сцена, в которой не хватает четвёртого. В речи появляются намёки, интонации меняются без причины, возникает интуитивный дискомфорт. Психика балансирует между быть замеченным — и не быть разоблачённым.
7. Конфликт идентичности — один из самых трудноуловимых. Он проявляется в размытости, расщеплении, невозможности удержать устойчивый образ себя. Там, где нет стабильного «я», другой человек тоже не может его опознать. Роли меняются, речь становится противоречивой, фокус рассеивается. Психика метается между образами, втягивая в свою неопределённость всё взаимодействие вокруг.
Это не интуиция и не магия. Это система. Психоаналитик не предугадывает и не читает мысли — он наблюдает устойчивые повторения: в выборе слов, в оборванных темах, в выражении лица при определённых словах, в том, что происходит в паузе между фразами. Он опирается не на догадки, а на структуру. Именно эту структуру описывает психодинамика — как систему координат, в которой психика снова и снова возвращается к незавершённым задачам. Не в виде биографических фактов, а в форме дилемм: внутренних конфликтов между двумя равноценными, но несовместимыми тенденциями. Эти дилеммы не уходят с возрастом. Они трансформируются, усложняются, маскируются — но остаются с нами как фоновые линии напряжения.