Мы поговорили еще несколько минут, обсуждая планы на сегодняшний день, а затем, еще раз пообещав поговорить с отцом, я повесила трубку.
Странно, папа всегда был спокойным, что произошло? Они с мамой могли поссориться только в шутку, но так серьезно – впервые. Я отогнала плохие мысли прочь и решила позвонить отцу. Через пару гудков он ответил:
– Привет, – сухо произнес папа.
– Пап, привет. Как дела? – мои руки дрожали от волнения. Я чувствовала, что что-то не так.
– Тебе мама звонила?
– Да. Что произошло?
Повисла пауза. Я слышала тяжелое дыхание отца.
– Послушай, где ты?
– В Ванкувере. Ривьера, когда ты будешь одна, без Эдриана? Я хочу поговорить.
– Се-ейчас… – протянула я.
– Скоро приеду. Будь дома.
– Хорошо, пап.
Он положил трубку, а я почувствовала, как меня сковал страх.
Голос отца звучал строго и грустно. Очевидно, он был чем-то сильно огорчен. Мы мало общались в последнее время; у него и мамы не было свободного времени из-за навалившейся за последний год работы. Может, он поэтому хочет поговорить? Его чувства я могла понять, ведь отпустить свою единственную дочь жить в другой город, приняв ее самостоятельность – сложно.
Я решила отложить свои догадки о предстоящем разговоре с отцом и приготовить гостевую комнату для родителей Эдриана. Нужно было протереть полки, перестелить постельное белье и подмести пол. До сегодняшнего утра я не знала, что они приедут, так что действовать приходилось быстро.
Протирая стеклянный стеллаж, я обратила внимание на старую, выцветшую фотографию. На ней были запечатлены двое влюбленных молодых людей. Я отложила тряпку и принялась внимательнее разглядывать снимок. С первых секунд в счастливой и улыбающейся девушке я узнала Сивону. А вот мужчина, который крепко прижимал ее к себе, мне был совершенно не знаком.
На обороте снимка красивым почерком было выведено: «Больше жизни. Мистер и миссис Кайн»
Так это отец Эдриана. У меня сжалось сердце от одной только мысли. Я аккуратно положила снимок обратно и вернулась к уборке.
Где-то через полчаса послышался звук открывающейся двери. Я тут же рванула в коридор. На пороге стоял папа.
– У вас не заперто…
– Все нормально, проходи, я как раз закончила с уборкой.
На его лице читалось… разочарование? Или, может, он просто устал?
– Пап, что случилось? – начала я. – Будешь чай?
– Нет, дорогая. Сядь, пожалуйста.
Мы сели за стол друг напротив друга. Отец не сводил с меня хмурый взгляд.
От напряжения у меня пересохло во рту. Я нервно сглотнула.
– Скажи-ка мне, – начал он. – У тебя хорошие друзья?
– Что ты имеешь в виду?
– Кого я имею ввиду.
У меня забегали глаза. О чем он?
– Папа, давай без своих загадок, – попросила я.
– Расскажи мне об Оуэне Уилтонсоне, дорогая.
О, нет! Неужели он знает!? Этого не может быть!
Я уставилась отцу в глаза.
– Почему ты спрашиваешь о нем? – с дрожью в голосе спросила я.
– Интересно, почему о нем не спрашивает полиция, – папин голос сильно изменился.
– Давно ты знаешь?
Отпираться бессмысленно. Я опустила глаза в стол. Во мне бушевал страх и стыд, а в глазах отца горела злость. Но я не понимала, о чем именно узнал отец: о ситуации на вечеринке или о том самом вечере.
– К сожалению, нет. Почему ты не рассказала нам?
– Пап, там все не так однозначно…
– А изнасилование имеет второй смысл? – руки отца сжались в кулаки.
Теперь ясно, о чем он говорил. Этого я боялась больше всего.
– Папа, пожалуйста, не нужно об этом волноваться.
– Не нужно об этом волноваться!? Ривьера, ты в своем уме? Ты моя дочь!
– Я понимаю, но, поверь, все было немного иначе!
Отец закрыл лицо ладонями, а я не могла больше себя сдерживать. Из глаз покатились слезы.
– Я не могу всего рассказать тебе, – со всхлипами пробормотала я. – Прошу, не говори никому.
– Эдриан не знает?
Я помотала головой и еще больше залилась краской.
– Ривьера, но ведь так нельзя…
– Ты тоже не рассказал маме.
– Это совсем другое! Не понимаю, как такое вообще могло произойти и что значит ты «не можешь мне всего рассказать»?
– Не хочу снова вспоминать тот вечер. Мне и без того не подобрать правильных слов для Эдриана. Не нужно никакой полиции, пап! Эдриан не подпустит Оуэна ко мне, поверь.
– Хочется верить, – отец взял меня за руки. – Я не уберег тебя, прости.
В его глазах застыла боль. Только он не виноват в произошедшем! Он не должен винить себя!
Я вытерла слезы полотенцем и тихо попросила:
– Обещай мне, что не расскажешь ничего Эдриану.
Отец отпустил мои руки и встал из-за стола.
Он подошел к окну и долго молчал, всматриваясь куда-то. Меня пугало любое его решение, ведь, так или иначе, отец все знал. Но откуда?