Он же не собирался применять ко мне магию?
Ответ на вопрос я не получила, поскольку издалека донеслись голоса, и в холл один за другим вернулись помощники.
— Милорд, — уважительно склонил голову один из вернувшихся, — мы убедились, что ходы действительно не сообщаются с подземными тоннелями.
— Прекрасно, — воодушевился Зверь, вновь удивив меня резкой сменой настроения. От угрозы, которую я ощутила еще секунду назад, не осталось и следа. — Сегодня нам больше нечего здесь делать. Проверить мои догадки сможем, когда согласуем вариант сноса стены. А теперь идем.
— Вы тоже поспешите по домам, — повернулся к нам с директором один из сыщиков, — скоро ночь.
Я услышала предупреждение краем уха, так как провожала глазами широкую спину главного дознавателя.
Ушел? Просто взял и ушел, поскольку я не согласилась? Даже не подсказал, как действовать дальше?
Директор отправился провожать наших гостей до выхода, а когда вернулся, застал меня растерянной и совершенно убитой таким отношением.
— Я убедился, Миланта, в своих подозрениях, и решение менять не стану. Поспеши с поиском работы. И не забудь запереть этот зал и отдать ключи охране. Увидимся завтра.
И недовольно, точно намекая на какой-то тяжелый проступок, совершенный мной, он отдал ключи и покинул зал. Бежать следом с криком: «Не оставляйте меня здесь», — было так же глупо, как заявлять Зверю, что несогласна с озвученным им условием моей защиты. Начальник выгнал бы на улицу в тот же миг, даже не раздумывая, ведь одно мое пребывание под сводами библиотеки теперь представляло угрозу. Единственным вариантом, кроме ночевки под открытым небом, было возвращение в каморку под крышей, где я могла затаиться до утра, не смыкая глаз, чтобы успеть позвать на помощь охранников.
Очень хотелось верить, что звать их не придется. Оставалась надежда, что Призрак тоже затаится и выждет некоторое время. Ведь каким бесстрашным и уверенным в собственной безнаказанности надо быть, чтобы явиться за следующей жертвой, пока столица еще не успела проститься с мэром?
В этот миг я не могла представить, будто есть нечто более ценное, чем спокойные безмятежные дни и надежное убежище, где можно скрыться от непредсказуемых дознавателей и неуловимых убийц.
С тяжелым вздохом я поспешила к высоким дверям, стремясь поскорее закрыть их на замок, а когда торопливо пробегала по мозаичному кругу, заметила странные разноцветные блики в углу. Там, на темных квадратиках, сложенных в старинную надпись, лежал прозрачный камень. Красноватые отблески света отражались от его граней и создавали те самые причудливые блики, которые привлекли мое внимание.
Как странно! Ведь здесь повсюду рыскали дознаватели, и никто из них не заметил этой пусть маленькой, но сверкающей улики. Я судорожно схватила камушек краем юбки, боясь стереть с него какие-то отпечатки, и положила в карман, торопясь поскорее покинуть залу. Повернув ключ в замочной скважине, испытала настоящее облегчение, а затем побежала ко входу на черную лестницу.
Что может быть страшнее, чем свернуться комочком на собственной кровати, напряженно прислушиваясь к каждому звуку и вздрагивая, когда за окном вскрикивает птица? Безлюдная тишина, пронизанная ночными шорохами, давила. Мерещилось, будто в ней отчетливо раздается звук шагов.
Моя спаленка располагалась прямо над рабочей комнатой директора, и помимсг слухового окошка, ведущего на крышу здания, здесь было еще одно — копия круглого витража, как в кабинете внизу. Разноцветные стекла причудливо искажали картину просторного главного зала со стеллажами, и разглядеть что-то сквозь них было трудно.
Я сжала голову руками, пытаясь избавиться от слуховых галлюцинаций, но они не желали отступать, а звучали все громче и громче. До крючка, удерживающего круглую раму, можно было дотянуться прямо с кровати. Всего одно небольшое усилие, чтобы откинуть хлипкий медный крюк и посмотреть вниз, на причудливую мозаику под старой аркой, но у меня никак не выходило. Рука ходила ходуном и раз за разом промахивалась, не умея ухватить изогнутый металлический стержень.
Все странные звуки стихли тогда, когда пальцы легли на тускло блестящий изгиб и вытащили крюк из медного кольца. Петли не скрипнули, точно окошко не желало выдать себя неосторожным звуком. Оно отворилось всего на несколько сантиметров, будто боялось открыть моим глазам слишком страшную картину. Даже порывистый вдох не вырвался из груди и не коснулся гладкой поверхности стекла, не затуманил его холодной испариной. Взгляд осторожно и крадучись, точно вор, спустился по книжным полкам, слегка обжегшись о край колеблющихся свечей, точно так же дрожащих в своих тяжелых канделябрах, и застыл оцепеневшим, скованным ужасом зверьком, заметив на мозаичном круге высокую, сотканную из теней фигуру.