Элеонор
В ту ночь мне снова приснилась женщина гула – впервые за все эти долгие годы. Я бродила под дождем более часа, не обращая внимания на то, что промокла до нитки, что неровный асфальт больно ранил босые ноги, и чувствуя лишь острую панику, которая охватила меня при известии о беременности Евы. Я вспоминала странный блеск в глазах мистера Бофейна, когда он рассказывал мне, как умерла его тетя. Может быть, мать не так уж не права в своих подозрениях. Но в тот момент я могла думать лишь о возможности ускользнуть от Евы с Гленом и матери, иметь в жизни что-то, совсем с ними не связанное. Какие бы тайны ни скрывали мистер Бофейн и его тетушки, меня это ни в коей мере не затронет – я уже достаточно очерствела душой после всех испытаний, выпавших на мою долю.
Когда я улеглась в постель, подушка тут же пропиталась водой от моих мокрых от дождя волос. Мне снился остров Эдисто, рассвет над бухтой Рассел, и я вновь ощущала под ногами рыхлую глину. Я сидела на пирсе – том самом пирсе, где я ждала возвращения отца. Оказалось, что все это время я и не переставала его ждать, просто не осознавала этого. И тут я снова увидела ее, ту женщину. Она сидела рядом со мной на пирсе, как и тогда, плетя корзинку из душистой зубровки, и ее ловкие пальцы мелькали, перебирая стебли, словно слова, из которых складывалась причудливая история. Ее темная кожа блестела от пота, хотя я совсем не ощущала жары под порывами свежего ветерка с океана, приносившего резкий привкус соли и запах моего собственного пота. Это были запахи моего детства, а фоном звучала музыка, которую творили мы с отцом. Внезапно на меня словно пахнуло холодом, от острого приступа отчаяния в горле пересохло, и стало невозможно дышать.
Мне отчаянно хотелось расплакаться, но я чувствовала, что женщина пристально смотрит на меня темными глазами, и я невольно повернула голову, чтобы встретиться с ней взглядом, в то же время боясь, что пропущу что-то, что я так упорно высматривала на горизонте.
Чтобы дерево исцелить, нужно корни лечить…
Я не могла понять, произнесла ли она эти слова вслух или же они просто прозвучали в моей голове. Но я вдруг поняла, что не одинока в борьбе со своими демонами, и плотный комок в горле, мешавший мне дышать, вдруг начал таять. Словно наметку выдернула из ткани: ухватилась за ниточку и потянула, пока не исчезли все стежки.
Я наклонилась к ней, чтобы спросить, что она хотела этим сказать, но в этот момент снова оказалась в собственной постели с подушкой, пропитанной каплями дождя с моих мокрых волос. Я вскочила, не понимая, что же разбудило меня. Моргая в предрассветных сумерках, я заметила, что дверь в спальню приоткрыта.
– Элеонор?
Я резко опустила ноги на пол и вскочила, отчего вдруг закружилась голова.
– Глен? Что ты здесь делаешь?
Он осторожно прикрыл за собой дверь, не пытаясь ко мне приблизиться.
– Я всего лишь хотел поговорить с тобой. Наедине. Чтобы понять… – Он замолк, но я поняла, что он собирался сказать. Он всегда был крайне предсказуем.
– Мои поздравления, – сказала я, удивляясь, как странно звучат эти слова. – Вы с Евой, наверное, очень счастливы.
Мы смотрели друг на друга в полутьме, и сумрачный свет раннего утра казался неразвеявшимся дымом над полем сражения.
– Ева хочет детей… – И снова у него не хватило сил закончить предложение.
– Знаю, – сказала я. Мне отчаянно хотелось заорать на него или заплакать, но я сдержалась. Сердце мое разрывалось, мне так хотелось погладить его волосы, все еще мокрые после душа, хотелось, чтобы он, повинуясь непреодолимому влечению, сделал шаг ко мне. Но он остался там, где стоял, и странным образом я почти испытала облегчение.
Он открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, но я быстро подняла руку, не в силах это вынести.
– Она твоя жена, Глен. Тебе вовсе не надо оправдываться передо мной.
Он стоял, сжав зубы, с прямой, как струна, спиной, словно солдат, которым когда-то хотел стать.
– Надеюсь, ты будешь рада за нас.
– Конечно, – солгала я. – Ведь вашими усилиями я стану тетушкой.
Он поморщился.