— Видите ли, мисс… — он нарочито замялся, позволяя ей самой заполнить пробел.
Вивиан сжала губы, и он усмехнулся.
— Ну хорошо. Пусть пока просто «мисс». — Его глаза заискрились весельем, но голос остался ровным. — Так вот, если бы вас поймали, последствия могли быть… печальными.
— Благодарю за беспокойство, но я умею о себе позаботиться, — процедила Вивиан.
— О, я заметил. — Он небрежно откинулся на спинку сиденья, вытянув ноги вперед. — Вы почти незаметно подкрались к двери и почти успели скрыться.
Он выделил это «почти» с едва уловимой насмешкой, и Вивиан почувствовала, как у нее начинают гореть щеки.
Она встретилась с ним взглядом, стараясь не выдать досаду, но по тому, как уголок его губ чуть дрогнул, было ясно — он читал ее, как раскрытую книгу.
— Так что же теперь? — бросила она, скрестив руки на груди.
Мужчина слегка склонил голову, продолжая смотреть на нее с той же ленивой уверенностью, но теперь в этом взгляде читался интерес — как будто он пытался разгадать ее и сложить части головоломки воедино.
— Теперь, мисс, — он откинулся назад, сцепив пальцы, и его тон стал почти небрежным. — Вы расскажете мне, что именно ищете, и, возможно, я придумаю, как помочь вам.
— Почему я должна вам верить? — Вивиан прищурилась.
— А вы и не должны.
Он произнес это так непринужденно, будто речь шла о погоде или выборе вина за ужином.
— Но согласитесь, иногда союзник лучше, чем враг.
В этот момент колеса кареты глухо заскрипели, и экипаж начал замедляться. Мужчина чуть подался вперед, не сводя с нее глаз.
— Я не предлагаю вам сделки, мисс… — он снова выдержал паузу, явно оставляя ей возможность назвать свое имя, но Вивиан не дрогнула.
Она не отводила взгляда, молчаливая и упрямая, явно давая понять, что не собирается играть по его правилам.
Он улыбнулся, как человек, который точно знал, что эта партия еще не закончена.
— …но я предлагаю вам возможность.
Дверца кареты распахнулась.
В лицо ударил поток холодного воздуха, принося с собой далекие звуки ночного города — стук копыт по булыжнику, приглушенный смех из проулков, едва уловимый аромат свежего хлеба откуда-то издалека.
— Вы свободны, — кивнул он в сторону улицы. — На этот раз.
Вивиан поколебалась, но затем решительно выбралась наружу.
Когда карета тронулась, ее пальцы сжались в кулак.
«Черт! Я ведь даже не узнала его имени… »
ЧАСТЬ I ГЛАВА 4
ГЛАВА 4
Вивиан неслышно повернула ключ в замке, стараясь не разбудить тишину Маунт-Вернон-стрит, нарушаемую лишь размеренным тиканьем часов в соседнем доме. Дубовая дверь с трудом поддалась, издав глухой протестующий скрип, и Вивиан, дрожа от холода, ступила в прихожую, куда вместе с ней ворвался пропитавшийся запахом угля и сырой земли холодный бостонский воздух. Фонари, бросавшие дрожащий свет на мостовую, казались сегодня особенно назойливыми, выставляя напоказ растрепанные волосы и подол платья, испачканный грязью. Платье пахло табаком дешевых сигарет и приторными, почти удушающими духами – тяжелый, типичный для борделя, аромат, который она только что покинула. Пряди каштановых волос, обычно аккуратно собранные в незатейливый пучок, выбились, словно непокорные бунтарки, обрамляя усталое лицо, тронутое легким румянцем азарта.
Дом тетушки Агаты встретил Вивиан мрачным безмолвием. Он дремал в ночном сумраке, пропитанном запахом лаванды и воска, словно старый аристократ, закутавшийся в покрытое пылью величие.
Тяжелый воздух, напитанный воспоминаниями, застоялся здесь, будто дом давно привык копить в себе секреты своих обитателей. Где-то вдалеке гулко тикали часы, чье размеренное дыхание было единственным живым звуком в этом царстве прошлого. В вестибюле, где пожелтевший портрет прадеда в мундире Союза следил за каждым ее шагом, тишина была густой, вязкой, как патока, и от каждого ее движения она, казалось, становилась еще плотнее. Камин в гостиной, украшенный резными грифонами, уже не пылал — лишь тлеющие угольки бросали дрожащие блики на лица в овальных золоченых рамах, которые были развешаны вдоль стен.
Вивиан, крадучись, словно провинившаяся кошка, ступила на ковер прихожей, стараясь не издать ни звука. Ночная сырость промочила ее ботинки насквозь, и каждый шаг отдавался предательским шуршанием, грозящим разбудить бдительное око тетушки Агаты. Она надеялась проскользнуть незамеченной, раствориться в полумраке верхних этажей, но тень на тяжелых, бархатных портьерах гостиной дрогнула, выдавая чье-то присутствие.
— Как трогательно, Вивиан, что ты все же вспомнила о существовании родного дома, — голос Агаты, резкий и сухой, как шелест осенних листьев, полоснул тишину. Он был пропитан презрением, тщательно скрытым под маской вежливого удивления – оружие, которое Агата оттачивала годами.