Лэйард не скрывал разочарования и решил возвратиться в Багдад. Плавное течение неспешно несло примитивную лодку из бараньих кож (келек), которую и сейчас еще можно изредка встретить в стране, и он рассеянно слушал рулевого-араба, рассказывавшего одну из многочисленных легенд о древних государствах, некогда существовавших в этом краю, и их правителях. За Мосулом, чуть выше того места, где Большой Заб впадает в Тигр, перед ними неожиданно возник водопад. Когда келек благополучно преодолел преграду, рулевой стал рассказывать новую легенду. Водопад, утверждал он, образован остатками дамбы, сооруженной каким-то неизвестным царем против своей столицы.
Сначала Лэйард не придал значения этим словам, но потом припомнил, что подле водопада, на левом берегу реки, действительно возвышались холмы, хотя в целом район был равнинным. А что, если рассказ араба имел под собой реальные основания?
Случилось так, что ученый смог вернуться в эти края лишь спустя несколько лет, в 1845 году. На сей раз его ждала удача. В первый же день раскопок почти на поверхности земли он увидел стены зала, сложенные из массивных каменных плит высотой около 2,5 метра и шириной до 2 метров. Пол был вымощен плитами меньшего размера. Очищая помещения от камней и песка, Лэйард нашел обломки фигур из слоновой кости с остатками инкрустации из золота.
Это золото причинило ему немало неприятностей… В то время Ирак находился под властью Оттоманской империи. Лэйард получил фирман — разрешение на ведение раскопок — от центральных властей, но на месте он зависел от правителя Мосула Мохамеда и вынужден был считаться с его прихотями.
В последующие дни английский археолог обнаружил два огромных, хорошо сохранившихся барельефа. Один из них передавал батальную сцену: «во весь опор мчатся две колесницы; в каждой по три воина. Старший — безбородый, по всей видимости евнух, облачен в доспехи из металлических пластинок, на голове его остроконечный шлем, напоминающий старинные норманнские шлемы. Левой рукой он крепко держит лук, а правой с силой оттягивает тетиву с наложенной на нее стрелой. Меч его покоится в ножнах, нижний конец которых украшен фигурками двух львов. Рядом стоит возничий, с помощью поводьев и кнута он направляет бег коней; щитоносец прикрывается круглым щитом, возможно, из чеканного золота от вражеских стрел и копьев. С удивлением отмечал я изящество и богатство отделки, точное и в то же время тонкое воспроизведение людей и коней. Знание законов изобразительного искусства выразилось здесь в группировке фигур и общей композиции», — писал Лэйард.
На другом барельефе показан штурм ассирийскими войсками укрепленного города. Защитники крепости стреляют из луков. Вот пораженный стрелой ассириец в предсмертной агонии упал на землю. По приставленным лестницам на стены взбираются осаждающие, дым и пламя взвиваются над горящими воротами, и в безмолвном отчаянии, заломив руки, женщина на стене молит о пощаде.
Работы шли полным ходом, когда Лэйарда неожиданно вызвали к паше. Учтиво осведомившись о здоровье и успехах ученого, паша заявил, что очень сожалеет, но обязан отдать приказ о прекращении раскопок, поскольку в этом районе находится кладбище — место, священное для каждого мусульманина. Если покой усопших будет потревожен, то правоверные захотят отомстить чужеземцу, а ему, паше, слишком дорога жизнь глубокоуважаемого и просвещенного англичанина, чтобы он мог допустить такое.
Лэйард убеждал пашу, что они не видели никаких кладбищ, однако, возвратившись к себе, он, к своему великому изумлению, обнаружил появившиеся за время его отсутствия свежие могильные надгробия.
Этот нехитрый маневр был задуман с целью заставить ученого прекратить раскопки. Продолжать их собирался сам паша, обуреваемый жаждой отыскать золото. Работы пришлось свернуть, и возобновлены они были только несколько месяцев спустя, когда пашу за какую-то провинность сместили с поста.
Однажды ранним утром к Лэйарду прибежала группа возбужденных, отчаянно жестикулирующих арабов. Перебивая друг друга, они рассказали, что нашли нечто совершенно необычное. Этим необычным оказалась скульптура — не барельеф, а скульптурный портрет — изваянная из камня голова с тщательно подстриженной и завитой бородой, тремя парами рогов и в тиаре конической формы.
Лэйард не покинул траншею до тех пор, пока вся находка не была отрыта. Фигура обнаруженного существа ничем не напоминала человеческую: у нее было тело льва с грудью и крыльями орла и пять ног — три передние и две задние. Видимо, древний ваятель стремился придать ей большую динамичность.
Недалеко от первого изображения было найдено парное. Эти каменные фигуры охраняли вход в тронный зал дворца Ашшурнасирпала II.
По замыслу автора, «шеду» — демоны, олицетворяющие мудрость и знания человека, силу льва и стремительность орла, — призваны были вызывать страх и благоговение, подчеркивать несокрушимость и мощь Ассирийской державы.
Ашшурнасирпал II, правивший в 883–859 годах до нашей эры, был одним из самых могущественных и жестоких ассирийских царей. Он заложил основу военной мощи Ассирийской державы и почти все царствование провел в походах против соседних народов и государств.
Каждый ассириец обязан был отбыть воинскую повинность, а практически находился на военной службе всю жизнь, ибо естественным состоянием государства являлась война; короткий мир использовался обычно для подготовки очередной захватнической или карательной кампании. Сельским хозяйством занимались рабы и военнопленные, они же строили оросительные каналы и дамбы, сооружали дворцы и храмы, укрепляли города. С покоренными народами в назидание последующим поколениям не церемонились: частично уничтожали, оставленных в живых обкладывали колоссальной данью. Вот как описывается расправа над восставшим населением подчиненного Ашшурнасирпалу города: «Я воздвиг колонну перед городскими воротами, я содрал кожу со всех предводителей бунтовщиков и обил ею колонну… Многих пленников я сжег на кострах… другим я отрубил носы, уши и пальцы, выколол им глаза. Двадцать человек я замуровал живыми в стенах захваченного дворца…».
Менее чем за четверть века своего царствования этот правитель значительно расширил границы своего государства. К концу его жизни оно простиралось на западе вплоть до Средиземного моря. В то же время Ашшурнасирпал много строил. Именно тогда был укреплен Нимруд. Его обнесли стеной со сторожевыми башнями, вокруг него проложили канал, соединивший город с рекой Большой Заб, разбили сады, воздвигли дворцы, щедро украшенные изображениями богов, демонов-хранителей и сценами битв, религиозных процессий, охоты. На каменных стенах рассказали о военных победах, одержанных государем.
Особенно роскошным был дворец-резиденция Ашшурнасирпала. Он занимал площадь около 6 акров и состоял из тронного и приемного залов, внутреннего двора, личных апартаментов царя, гарема, бань, служебных помещений и комнат для дворцовой охраны. Археологи обнаружили при раскопках остатки хорошо продуманной вентиляционной системы. Для отделки широко использовались награбленные в покоренных странах золото, серебро, слоновая кость, медь, древесина кедра, кипариса, тамариска, фисташкового дерева. Некоторые залы и покои были вымощены кирпичными плитами с вытисненным на них именем Ашшурнасирпала. На стенах многих помещений сохранились изображения царя. Он запечатлен в образе победителя, принимающего дань от склонившихся перед его силой правителей, в облике охотника и даже священника.
В Нимруде была найдена и первая за время полевых исследований на территории Ассирии статуя. Изваянная из песчаника, она воспроизводила Ашшурнасирпала II в торжественном одеянии, преисполненного высокомерия и важности. Здесь же обнаружили каменную стелу, получившую название «банкетная». Текст, высеченный на ней, сообщает о празднествах по случаю окончания строительства царского дворца. Как утверждается в отчете, на церемонии, продолжавшейся десять дней, присутствовало 69 574 гостя со всех концов Ассирийской империи и из других стран. Гости съели 2200 бычьих и 16 тысяч 30 овечьих туш, выпили 10 тысяч мехов вина и 10 тысяч бочек пива. Далее перечисляются названия подававшихся на стол блюд.
Традиции Ашшурнасирпала II продолжил его сын Салманасар III. Он тоже непрерывно воевал и сумел заметно расширить территорию государства. Не уступал он отцу ни в жестокости, ни в тщеславии: на дворцовых стенах появились новые изображения — свидетельства сто подвигов и описания его побед.