— Фух, — Эрик отвел взгляд, пожевал губу. — Авария была подстроена. Я жив и здоров. Уехал сюда, чтобы папа не заставил меня сделать аборт. Да и ты жив.
— Что?
Эрик покивал головой. Матвей скептически прищурился. Эрик его ущипнул. Матвей вскинул брови. Эрик хихикнул, склонился и поцеловал его.
Осознание накатывало, оглушало, сводило с ума. Матвей целовал Эрика, стискивал его, прижимал к себе. А потом резко отстранил.
— А запах?
— Операция. Блокаду можно снять, и это не так уж сложно.
— Если бы я не был так счастлив, отшлепал бы тебя, честное слово.
Он не дал Эрику ответить. Зацеловал, иногда прикусывая, но снова отстранился:
— Подожди-ка. То есть, если ты аборт так и не сделал, то…
Матвей протянул руку к животу Эрика, но не решался коснуться, пока тот сам не прижал ее.
— Да. Беременный.
— Господи!
От переполнявшего счастья было больно. Оно билось внутри, близкое к истерике, легкой панике и чему-то еще, столь же неадекватному. Матвей подскочил, подхватил Эрика, покружил его, пару раз подбросил, невысоко, чтобы не навредить, еще потискал и принялся зацеловывать смеющееся лицо.
— Позвони папе, он страшно переживает все это, — настойчиво попросил Матвей, когда его немного отпустило.
— Да, — Эрик заметно погрустнел. — Я очень виноват перед ним. Но, знаешь, я так боялся. Сейчас понимаю, что он насильно бы меня никуда не потащил, но один намек на то, чтобы что-то сделать с ребенком — и меня просто кроет. А тогда вообще в каком-то неадеквате был. Наворотил всего… — Эрик выпаливал все это, даже не глядя на Матвея, выпихивал из себя, и Матвей отчетливо понимал, как ему было страшно все это время, пока он был совсем один, без поддержки, без надежды на нее. — Ужасно стыдно, боюсь ему даже звонить.
— Давай вместе.
Эрик быстро закивал.
Всю дорогу до шато, Матвей думал, как же извиниться теперь. После того как он понял, какого, на самом деле, наворотил дерьма. Эрик похудел и немного осунулся — наверняка из-за переживаний. Он тонул в огромной для него толстовке и то и дело бросал на держащего его за талию Матвея осторожные взгляды — будто проверял, здесь ли он. От этого срывало дыхание и щемило в груди. Они сели на кровать, подтащили поближе телефон, а извинения, нужные, правильные, так и не шли на язык.
Эрик обернулся, испуганно глянул на Матвея, и тот кивнул в ответ ободряюще:
— Не бойся.
Матвей вслушивался в сбивчивые попытки объясниться, тихие всхлипы на том конце и не мог перестать улыбаться. Под кожей, между венами будто пузырилось колкое счастье. Эрик положил трубку и снова обернулся, тыльной стороной ладони вытирая мокрые глаза:
— Папа прилетит через пару дней.
— Отлично, отдадим ему мое шато.
Эрик покивал, а потом смущенно уставился вниз, принялся перебирать длинные шнурки от капюшона. И стало ясно, что тянуть некуда, хоть косноязычно, хоть недостаточно, но извиняться нужно уже сейчас.
— Прости меня, Эрри. Все, что я сказал тогда…
Но Эрик отрицательно замотал головой:
— Просто подумал, что залететь от оборотня человеку невозможно. Что я говнарь, который решил повесить на тебя чужого ребенка. А перед этим хорошенько измочалил своими метаниями. Я все понимаю. Мне было обидно, но только тогда.
Изумление длилось несколько мгновений, а потом Матвей вспомнил, что его омега не только очень красивый, но и мудрый, и замечательно уравновешенный. Который все разберет по полочкам, даже если это причиняет боль. И за что ему, взбалмошному дураку, такое счастье?
— Почему ты не обратился?
— Я обиделся. Вспылил. А потом стало не до тебя. Я был уверен, что папа заставит меня избавиться от ребенка. Тогда я все это и подстроил, есть у меня парочка нужных знакомых.
Эрик все мялся, а Матвей никак не мог понять, что именно не так. Но тот вдруг решился. Резко развернулся к нему и залез на колени, вжимаясь в комок и утыкаясь носом в грудь.
— Все, не могу больше, буду теперь так сидеть до папиного приезда, — пробормотал Эрик глухо. — Как же хорошо, — застонал он, делая глубокий вдох.
— Эрри, — прошептал Матвей, потому что голоса не было — он тоже растворился в тонком покалывании между вен, заставил стиснуть теплый комок на груди, зарыться носом в сладко пахнущие теперь волосы.
Матвей проснулся через час выспавшимся и отдохнувшим. Эрикокомок сопел ему в плечо. Матвей улыбнулся и чмокнул его в затылок. Было немного тяжело дышать, затекла спина, но никогда еще он не был так полно счастлив. До краев, и даже немного через край.
— Я всегда буду рядом Эрри, — тихо начал он, но Эрик еле заметно вздрогнул, просыпаясь. — Буду защищать тебя, охранять. В том числе и от глупостей, по большому твоему уму. У нас будет самая крепкая семья и замечательные детки. Я никогда больше не заставлю тебя нести ответственность в одиночку. Обещаю, что сделаю тебя… — Матвей запнулся, — вас самыми счастливыми. — Эрик поднял на него блестящие глаза. — Ты выйдешь за меня?
Эрик закивал, зло растирая потекшие слезы.
— Ты не думай, что я разнюнился, — недовольно проговорил он. — Это от беременности. Гормоны скачут.
— Ты самый стойкий, самый сильный омега на свете. Можешь и поплакать иногда. Я совершенно не против. У тебя глаза сейчас такие красивые. Большие-большие и блестящие-блестящие. Как твое любимое озеро.
Эрик слез с Матвея и уселся рядом.
— Сказал бы мне кто, что я выйду замуж по залету… — медленно проговорил Эрик и поджал губы.
Матвей подавился вдохом, подскочил и бережно опрокинул его обратно на кровать. Склонился, опасно прищурился и принялся дуть Эрику в нос, шею и уши. Тот хохотал и отбивался. Улыбаясь, Матвей приподнялся и внушительно сказал:
— По любви, Эрри. По огромной любви к тебе твоего недалекого альфы.
— По взаимной любви, — тихо ответил Эрик и прижал его к себе.
========== Эпилог. ==========
— Да что же это за пиздец?!
Матвей бесился и мерил шагами комнату. Эрик из последних сил пытался не расхохотаться. Несчастный альфа (сколько ему, пятнадцать?) мерз около плаката «Я люблю тебя, Тима» на заснеженной улице. Тим в гостиной флегматично уничтожал надаренный ему на розово-сердечный праздник шоколад и перебирал валентинки. Горка от альф пока была чуть внушительнее.
— Полагаю, это результат твоих надежд на лапочку-омежку, — давя рвущийся смех, ответил Эрик.
— Господи, — сморщился Матвей. — И ты не беспокоишься?
— Не особо, — хмыкнул Эрик. — Главное, что сам Тимка на альф не смотрит. А по поводу того, что он не слишком мужественно выглядит — так это наша порода. Альфы всегда поздно созревают.
Матвей фыркнул, но ощутимо успокоился.
— И характерец тоже ваш.
— Наш, — не стал спорить Эрик.
Что правда, то правда. Да и папино влияние не стоило сбрасывать со счетов. Генрих младшего внука обожал. Костю тоже любил, конечно, но его ему оставалось мало. Наследник, первый ребенок — конечно Антиповы почти не выпускали его из своих нежных объятий. А вот Тим стал отдушиной. Дедушка нежил его, незаметно даже для самого себя вкладывая несвойственную Антиповым упертость, капризность и эгоизм. Эрик сглаживал углы, но на кардинальные меры не шел — слишком отчетливо видел в младшем сыне себя.
— Не переживай ты за них, — он успокаивающе погладил Матвея по руке. — Все будет хорошо. Костик станет вожаком, выберет одного из этой своей свиты влюбленных омег и быстренько выйдет за него. Да и у Тимоши полюбому все будет гладко. Встретит Пару как-нибудь случайно. В метро, например.
— Где Тим и где метро, — насмешливо отмахнулся Матвей.
— Ну не знаю. Но с его спокойствием и рассудительностью, сомневаюсь, что в этом знакомстве будет хоть какой-то экш. Максимум у другого уведет.
— Поживем — увидим, — скептически отозвался Матвей.
Эрик только глаза закатил. Он был уверен, что будет именно так, как он спланировал. Что вообще может пойти не по сценарию?