— Благодарю светлейшего князя за милость, — хрустальным колокольчиком прозвенел голос девушки, и тут же в тон ему звякнули длинные бирюзовые серьги, когда Любава пошевелилась.
Грегор поспешно отвел взгляд, понимая, что это уже выглядит невежливым, и осмотрел остальных. По другую руку от Войцеховича села его жена, потом Ставор как второй почетный гость, затем наследник Войцеховича, а рядом с ним — дочь Ставора, единственная из семьи князя, кто приехал с ним в Карлонию.
Приглядевшись к юной леди Ставор, Грегор мысленно поморщился. Бесспорно, хороша собой, но удивительно неприятная девица! Смугловатая, черноволосая и черноглазая, как сам князь, его дочь обладала тонким и красивым, но вызывающе надменным лицом. То, что у мужчины смотрелось уместно и достойно, для девицы, право же, чересчур дерзко! Пожалуй, леди Радослава, как ее представили Грегору, чем-то походила на Беатрис, если бы той случилось появиться на свет в семье Аранвенов. И одета она была хоть и со вкусом, в изумрудное платье, безупречно строгое и плотное, но даже этот наряд выглядел слишком ярким для молодой и пока еще незамужней особы. То ли из-за слепящего золота нижнего платья, узкие рукава которого выглядывали из-под широких верхних, то ли из-за богатой отделки драгоценными камнями, в точности, как у Ставора, ничего общего с милой и утонченной вышивкой на платье леди Любавы.
А встретив пристальный взгляд Грегора, она даже не подумала смутиться, ответив своим, прямым и не по-женски холодным, полным острого любопытства, словно смотрела на какую-то диковинку. Потом перевела взгляд на соседку Грегора и едва заметно нахмурилась, как будто видеть их рядом ей было неприятно.
Тем временем слуги расторопно наполнили позолоченные чаши красным вином, и Грегор молча понадеялся, что пить это все сразу по местному этикету необязательно — в каждую чашу помещалось не меньше трех обычных дорвенантских бокалов.
Сграбастав свой кубок огромной лапищей, в которой он едва не скрылся, боярин Войцехович поднялся, и негромкие разговоры за столом разом стихли.
— Родичи и други! — громко провозгласил боярин, мешая дорвенантские слова с карлонскими. — От предков нам заповедано лихого гостя встречать рогатиной, а доброго — пирогом да братиной!
За столом плеснуло одобрительным шумом, боярин несколько мгновений выждал, а затем продолжил:
— Ныне чествуем гостя дорогого да желанного, издалека приехавшего с добром и милостью. Пожаловал к нам князь Григорий Бастельеро, воевода славный, хранитель государства дорвенантского, сам великий маг да прочих магов орденских глава и предводитель! — И, высоко подняв кубок, рявкнул: — Князю Григорию — слава!
— Слава! Слава! Слава! — трижды оглушительно раскатилось по залу, так что Грегор едва не оглох.
С трудом подавив желание поставить щит, он встал и поклонился хозяину дома. Тот, напоказ отхлебнув из кубка, протянул его Грегору… К счастью, Майсенеш предупредил и об этом. Собственно говоря, ничего необычного, традиция варварская, но понятная и наверняка служит подтверждением, что хозяин не замыслил отравить гостя.
Подавив естественную брезгливость, Грегор отпил слишком густого и сладкого вина, в котором чувствовался явный медовый аромат и привкус. Сидящие за столом мужчины одобрительно заорали и принялись стучать по столешнице кулаками, а потом присосались к своим кубкам.
— Благодарю гостеприимного хозяина! — громко ответил Грегор, возвращая кубок боярину. — Пусть Благие осенят этот дом своей милостью, а беды обойдут его стороной.
Он запнулся, позабыв, что там следует делать дальше, но снова выручил незаменимый Майсенеш, боевик стукнул кубком по столу так, что ближайшее блюдо подпрыгнуло, и рявкнул:
— Доброму боярину Войцеховичу да всему роду его — слава!
— Слава! Слава! Слава! — громом прокатилось по залу, и все, включая женщин, пригубили вино.
Распахнув медвежьи объятия, Войцехович повернулся и сгреб Грегора, который снова едва сдержался, чтобы не уклониться. Дери его Баргот… Не боярина, разумеется, а карлонский обычай при каждом удобном и неудобном случае обниматься, лезть с поцелуями и вообще слишком тесно взаимодействовать!
«Зато когда следовало поцеловать леди Любаву, ты оказался вполне доволен местными традициями, — насмешливо сказал он сам себе, покорно вытерпев смачное лобзанье — к счастью, в щеку. — И был бы не против повторить, пожалуй…»
— Ну, а теперь почтим гостя честным пиром! — провозгласил боярин и махнул рукой, видимо, велев слугам подавать первую перемену блюд.
Снова сев, Грегор с интересом наблюдал, как на столе появились глубокие тарелки с какой-то прозрачной массой, в которой виднелись включения тонко нарезанных овощей и, вроде бы, волокна мяса.