– Это необходимо, ничего не поделаешь, – он избегал смотреть ей в глаза, и тогда Нелли наконец-то поняла, о чем он говорит. До нее дошел страшный для любящей женщины смысл его слов.
– Мы не будем видеться?
– Да... То есть нет, иногда как турист ты имеешь право приезжать в Прагу. Может, мы встретимся где-нибудь в Европе... Только нужно будет предварительно договариваться, конечно, где, когда, зачем...
– Зачем? Ты говоришь – зачем? – она встала, подошла к нему и развернула его к себе лицом. – Павел, ты говоришь, зачем нам видеться?
– Да, не вижу в этом особого смысла. Ведь ты в курсе дела, и личные контакты, связанные с бесконечными переездами, будут только мешать нашему бизнесу.
– Да причем тут твой чертов бизнес? – она схватила его за лацканы пиджака и с силой встряхнула. – Причем тут твой чертов бизнес, когда я говорю совсем о другом. А как же наши... наши чувства?!
– Чувств нет. Это все, – он, вырвавшись из ее цепких рук, неопределенно помахал рукой в воздухе, – призрачно, мечты, фантазии.
– Какие фантазии?! Я не понимаю! А как же наш дом в Праге, наши дети... То есть это, конечно, мечта, но ведь мы живем с тобой ради этого! Ради этого мы идем на риск, на подлость, на нарушение врачебного долга, на преступление в конце-то концов, но все это ради...
– Все это ради денег. Больших, огромных денег, разве не так? – он посмотрел ей прямо в глаза и улыбнулся чуть грустно, но очень спокойно.
– А любовь?
– Нет любви.
– Ты меня не любишь?
– Э-э-э, – вот теперь он замялся, не находя нужного слова, и снова отвернулся, стараясь не смотреть на нее. – Нет, ты мне, безусловно, нравишься как женщина, ты красивая, у тебя хороший характер...
– Уйди, – тихо произнесла Нелли Кимовна, чувствуя, что у нее подкашиваются ноги. Она сделала шаг к кровати и без сил упала лицом в подушку. Приглушенный стон вырвался у нее, но она не захотела показывать свою слабость перед этим человеком. – Я прошу тебя, уйди отсюда немедленно. Я не могу тебя больше видеть ни одной секунды.
– Да, я сейчас уйду. Да, я не люблю тебя. Да, я затеял все это для того, чтобы развернуть наш бизнес, чтобы поставить его на широкую ногу.
– Уйди...
– Теперь ты – мой компаньон. Ты получаешь свою долю прибыли...
– Я прошу тебя!
– Пятнадцать тысяч долларов за три месяца – это хорошо. Это хорошо даже в Европе. Ты зарабатываешь очень неплохие деньги, а если будешь стараться...
– Боже, замолчи!
– ...то будешь получать еще больше. Так не зарабатывает ни один врач в вашей стране, и ты должна бы мне сказать спасибо за то, что я дал тебе такую возможность.
– Спасибо? – она вскочила, будто подброшенная пружиной. – Тебе сказать спасибо? Конечно, мой дорогой, спасибо тебе за все. За подлость твою. За обман. За то, что я, дура набитая, тебе поверила, полюбила тебя. Спасибо тебе, конечно, Павлик!
– Я не о том. Я в том смысле, что помог тебе заработать много денег, начать дело...
– Ах, деньги? Да, конечно! Тебе нужны деньги? – она метнулась к своему фарфоровому заветному чайничку и, схватив его, с силой грохнула об пол. Чайничек разлетелся на мелкие кусочки, и Нелли, схватив пачку долларов, сунула ее в нагрудный карман ошалело глядевшего на нее Павла. – На тебе твои деньги. Забирай. И чтоб духу твоего здесь больше не было, скотина ты! Иди отсюда со своими деньгами вонючими!
Она буквально взашей вытолкала его из квартиры, с силой захлопнув за ним дверь и закрывшись на все замки и цепочку. И только тогда, обессиленно привалившись спиной к двери, горько расплакалась. Ей было жаль себя, ставшую ради любви на путь преступления, и жаль любви, которая начиналась так красиво, как в самой волшебной сказке.
На удивление, он не постучался больше в ее дверь. И даже не позвонил.
Он в тот же вечер уехал в Прагу.
А на следующее утро в почтовом ящике Нелли Кимовна обнаружила все пятнадцать тысяч долларов и маленькую записку:
"Если одумаешься, если деньги тебе еще понадобятся, то позвони мне. Телефон и адрес ты знаешь, связывайся, как только решишь. Как компаньон ты мне вполне подходишь и очень нравишься. Целую.
Павел".
И приписка:
"Не обижайся. Ты потом сама поймешь, что так лучше для нашего дела".
Нелли Кимовна взяла из рук Банды чашку дымящегося кофе и с опаской поднесла к губам.
– Не бойтесь, смелее, кофе только тогда настоящий кофе, когда очень горячий, – подбодрил ее Банда. – Тогда он бодрит, дарит истинное наслаждение своим чудесным ароматом. Эй, мужики, чего сидите? Разбирайте, не буду же я каждому из вас подносить! – он кивнул на поднос, на котором вынес из кухни четыре маленькие чашки со сваренным в турке черным кофе.
– Действительно, кофе у вас, Александр, получился превосходный, – похвалила парня Рябкина, сделав глоток. – Так варить – надо уметь.
– А он у нас все умеет и всегда лучше всех, – со смехом похвалил друга Самойленко. – Даже алкоголиком так здорово притворился, что вы и не заподозрили ничего.
– Это уж точно, – улыбка сбежала с лица Нелли Кимовны. Вспомнить о том, в какой роли присутствует она здесь, на этой даче, ей было явно не приятно.
– Ну, раз уж мы заговорили о том, ради чего мы здесь собрались, я думаю, нам надо продолжить, – вмешался Бобровский, включая диктофон. – Не возражаете?
– Нет, отчего же, – холодно пожала плечами Рябкина, – прошу вас, спрашивайте.
– Мы остановились на механизме поиска клиентов. Господин Гржимек давал объявления в европейских газетах, – подсказал ей Сергей, – с предложением решить все проблемы, связанные с отсутствием ребенка.
– Да. Текст объявления, я сама его видела, совершенно нейтральный, так что претензий со стороны закона быть не может. Но и люди откликаются на такое объявление самые различные – большинство хочет решить сексуальные проблемы, и лишь немногие сразу догадываются, что речь пойдет об усыновлении.
– Сколько же это стоит? – не удержался Коля Самойленко.
– Тридцать тысяч долларов. Павел мне как-то проговорился, что я получаю только треть. Это он сказал, чтобы разбудить мой аппетит, – обещал, что со временем, если дело наладится, я смогу претендовать примерно на половину.