Создавая "Брама атверта", Мыкола Ольшевский воспользовался польской орфографией, потому что литовцы поменяли ее только лишь в ХХ веке, снова только лишь затем, чтобы подчеркнуть свое отличие от поляков.
Только вот орфография была наименьшей из проблем – нужно было восстановить сам язык. Ибо, хотя в конце XIX – начале ХХ века, национальная идея в Литве кипела, жив был патриотизм, но литовские интеллектуалы между собой разговаривали по-польски, потому что литовского языка не знали. Ничего оригинального – очень похоже выглядели дела в Ирландии, где мало кто помнил кельтский ирландский; или в Финляндии, где высшие слои общества разговаривали по-шведски. Подобным образом дело сейчас обстоит в Украине, где украинские патриоты берут уроки украинского языка, чтобы не разговаривать по-русски. В различных местах с этой вот проблемой "имперского языка" справлялись по-разному. Ирландцы и до сих пор разговаривают по-английски, храня ирландский для особых случаев. Финны буквально холят и лелеют свое шведское наследие. Но оба этих языка: английский и шведский, обе эти культуры были, как видно, для молодых государств цивилизационно привлекательными. От них не нужно было отрываться не на жизнь, а на смерть. Украинцы же, хотя начинают уже соглашаться с фактом, что от русского языка в своей стране не избавятся, не желают иметь много общего с Россией, литовцы же ничего привлекательного не видели в Польше вообще. В литовском стереотипе поляки были (и остаются) частью той необразованной славянской массы, которая – попеременно с русскими – желала втянуть порядочных, северных, хладнокровных и спокойных литовцев в собственное безумие и в собственный бардак. Литовцам было бы ближе к скандинавам. У Чеслава Милоша в "Долине Иссы"[153] Черный Юзеф так говорил Вацконису: "работал я в Швеции, так как они нам жить".
Балтоскандия
Ах, Скандинавия!
Да, теперь в Вильно, то тут, то там, в качестве определителей новых целей видны светящиеся вывески "Нордик Банка". Время от времени какой-нибудь политик заявляет, что Литва – это никакая вам не Центрально-Восточная Европа, но юго-восточная Скандинавия. В Паневежисе почти что двадцать лет действовала Балтоскандийская Академия. Академию, правда, закрыли, потому что на нее не удалось найти денег, но идея "Балтоскандии", продвигаемая, между прочим, президентом Далией Грибаускайте, продолжает жить. Литва пытается посылать контактные сигналы нордическим державам бассейна Балтийского моря.
Ах, Балтоскандия! Балтика – это альтернативный путь в Европу, потому что тот, что ведет через Польшу, для Литвы – это, в основном, пот и слезы ярости. С Польшей оно всегда напряжно, пел Яцек Качмарский[154]. Не говоря уже про очевидные вещи, таких как болезненная история, польское меньшинство и дьявол Сикорский, литовцев до белого каления доводит факт, что Польша как-то не горит строить Via Baltica. И результат таков, что если литовец желает поехать на автомобиле в Германию и дальше в Европу, он скрежещет зубами, стоя в пробках до самой Варшавы, с трудом опережая стада грузовиков и протискиваясь сквозь центры польских населенных пунктов.
- Хорошие дороги? В Польше? – удивляются литовцы. – Хорошо еще, что от Варшавы у вас имеется та знаменитая "Автострада Свободы", которая стоит кучу бабок, но, помимо всего, ее мы как-то и не заметили.
Ах, Балтика! Балтоскандия!
Литовские журналисты, с которыми я встречался, с неим стеснением вращали глазами, когда я говорил о Балтоскандии. Да, говорили они, Балтоскандия – это хорошо, но все прекрасно знают, что это всего лишь прекрасный сон. Скандинавские государства уже на нордические претензии Эстонии глядят, прищурив глаз, поглаживая Эстонию по спинке, "да, хорошая Скандинавия, хорошая", что уже говорить о Литве. На самом же деле, все прекрасно знают, что никакой другой опции, кроме центрально-европейской, просто нет. В литовской прессе даже появилось несколько статей о Междуморье. Литовские комментаторы признавали, что да, идея стоит того, чтобы над ней поразмыслить, хотя Междуморье имело бы смысл только лишь как оборонный союз против России. Но в польские антигерманские авантюры и навязчивые идеи у Литвы нет ни малейшего желания позволять себя втягивать. Германия для Литвы является самым важным союзником, гораздо более важным, чем Польша. Говоря откровенно, мало кто в Литве считает немцев угрозой.
- На самом деле, - говорил мне Донатас Пуслис с Bernardinai.lt, - Междуморье для Литвы не представляет для Литвы особо популярной идеи. С тех пор, как Сикорский начал ангажировать себя в Веймарский треугольник[155] и поворачивать в сторону европейского центра, забрасывая проблемы региона, Литва почувствовала себя одинокой. Именно тогда консерваторы начали больше говорить о нордическом направлении и о Литве, как о скандинавской державе.
153
Чеслав Милош — выдающийся польский поэт и интеллектуал, лауреат Нобелевской премии (1980). Лучший из его романов был написан на польском языке, но впервые издан во Франции (в Польше книги Милоша были запрещены). Это роман о добре и зле, о грехе и благодати, предопределении и свободе. Это потерянный рай детства на берегу вымышленной реки, это «поиски действительности, очищенной утекающим временем» (Ч. Милош). Его главный герой — alter ego автора — растущее существо, постоянно преодолевающее свои границы. Роман, несомненно, войдет в ряд книг (от Аксакова до Набокова), открывающих мир детства. (https://www.livelib.ru/book/1000523158-dolina-issy-cheslav-milosh )
154
Я́цек Марцин Качма́рский (1957-2004) — польский автор-исполнитель, один из наиболее ярких представителей польской бардовской песни; поэт и прозаик. Фраза взята из песни "Ялта" (1982) (https://taki-net.livejournal.com/839052.html )
155
«Веймарский треугольник» - это группа из Польши, Германии и Франции. Группа предназначена для содействия сотрудничеству между тремя странами в кризисных зонах. Он существует главным образом в форме встреч на высшем уровне между лидерами этих трех стран, последняя из которых состоялась 7 февраля 2011 года.