Если бы следовало сказать, а что же здесь западного, я бы упомянул порядочность и опрятность; спокойствие и прагматичность, что омывают эту страну словно успокоительный бальзам.
Западным стало украшение все большего числа местечек, поддержание их в консервативном стиле и факт, что эстетический инстинкт, похоже, начинает доходить до людей, которые все реже считают свои дворы чуланами или свалками мусора.
И хотя очень многие литовские городки удивительно сильно похожи на польские, но эта провинция как-то продвигается в сторону Балтоскандии, о которой здесь так мечтают.
В Польше, на Белосточчине, или же в литовской, зато славяноязычной Виленщине, дома ограждены заборами, а вот что за ними находится, это уже исключительно вопрос фантазии или потребностей обитателей.
Чуть более приглаженными дворы делаются у жмудинов и аукштайтов[169], но вот так, по-настоящему, уже только в Латвии. Там уже заборы исчезают, и все начинает выглядеть – при сохранении той же формы хаты – более северно, чем восточно. Иногда окна меняют на более крупные, чтобы запустить в дом побольше света.
Я ехал на поезде из Вильно в Ковно. Поезд был новый, тихий, незаметный и лишь чуточку излишне кондиционированный. Он был почти что пустым, а люди, словно интровертные духи, садились, и сразу же погружались в свои телефоны или планшеты. Один только раз какой-то тип в цветастой рубашке врубил звук в смартфоне и смотрел какое-то русскоязычное шоу без наушников. Люди с осуждением поднимали на него взгляды, но вслух никто внимания не обращал.
Диктор читала в динамиках литовские названия очередных станций. Их она объявляла с восточной напевностью. Произнесенные громко, они не так уж сильно были далеки от их славянских версий. Каунас, например, звучал как "Ковнас".
Из ковенского вокзала народ выходил на аллею Витольда, которая выглядела так, словно вот-вот должна была умереть. То тут, то там подклеили новые, выглядящие под запад фасады, но все остальное тонуло в пост-Совке. Старушки на негнущихся ногах, с сетками в руках, шли мимо давным-давно обанкротившегося секс-шопа. Пост-советского вида пареньки в шлепанцах шли куда-то с банками пива. Я дошел до церкви, вокруг которой сорвали старый булыжник, и ветер вздымал в воздух пыль с подложки, отскобленной до белого гравия. Сквозь туманы этой пыли пробиралась девица с прической под Йоланди Виссер из группы Die Antwoord. За ней ветер гонял по кругу несколько пластиковых пакетов, и выглядело это словно танец безголовых цыплят.
В Ковно, в самом центре города был памятник Витольду (Витовту, Витаутасу) Великому. Могучий, атлетического сложения князь гордо стоял на пьедестале, опирающемся на шеях извечных врагов Литвы: поляка, немца, русского и татарина. Те сгибались под торжествующим литовцем, под бременем его самого, его щита и меча, побежденные, на трясущихся коленях, с удрученными лицами.
Я внимательно оглядел его, а потом отправился в гостиницу. В гостинице попрыгал по каналам, то был год захвата Крыма Россией, так что в прибалтийских странах ощущалась атмосфера нервного ожидания, можно сказать, смертников. Все тогда задумались над тем, уже, скорее, не "действительно ли", но когда и где появятся первые российские зеленые человечки. В русскоязычной, пограничной Нарве в Эстонии? В латышском Динебурге (Dyneburg – пол. = Даугавпилс)?. На литовской Виленщине? В граничащей с калининградской областью Клайпеде? Что сделает НАТО? Кто поможет первым? Польша? Германия? Американцы?
Я заснул, а под самое утро меня разбудили звуки военной музыки. Под моим окном, по главному проспекту маршировали люди в военной форме. Сразу было видно, что это не регулярная армия, а бригады территориальной обороны. Молоденькие ребята и девушки с торчащими из-под беретов хвостиками. Некоторые вместо винтовок несли на плечах воздушки.
Но вел их самый настоящий, армейский офицер. И глядел он на них с нежностью. Никогда я не видел столь нежного взгляда у солдата. Маршем они подошли к памятнику Витольду, стоящего с суровым лицом на шеях врагов. На мачты были подняты флаги Литвы и НАТО. Офицер начал толкать речь. Добровольцы стоял по стойке смирно и слушали. Офицер говорил, и в его речи мелькали слова: "NATO", "Lietuva" и "Europos Sajunga".
169
Название происходит от лит.