Петербург был паскуден.
Копия Запада многолетней давности оставалась копией. Все эти дома выглядели пустотелой формой. Улицы представляли собой не имеющую деревьев, выкрашенную в желтый цвет пустыню, заполненную миллионами различной формы вывесок. Все это неплохо поддерживалось, и архитектурно даже было красивым; только это никак не изменяло того факта, что улицы обладали обаянием бетонных сточных канав, из которых одни были заполнены водой, а другие – нет.
Я не полюбил Петербург, как не полюбил другие бездушные копии Запада, например, Пешт. Белград с Софией, даже Бухарест обладают гораздо большей привлекательностью, хотя они ведь тоже города, построенные затем, чтобы что-то доказать себе и другим. С какого-то ночного мероприятия возвращались хорошенько выпившие девицы и пели на латыни Ave Maria. Шли они со стороны Спаса на Крови, цветные колонны которого, выполненные, правда, с большим искусством, были чрезвычайно пафосными. И походили они на современные российские пропагандистские фильмы, с технической стороны превосходные, а содержание было только затем, чтобы замылить глаза.
Потом я бродил по городу. В ларьках продавали кружки с Путиным и футболки с Сергеем Шнуровым, который их грубого, брызжущего желчью барда сделался кем-то вроде городского амулета и прекрасно зарабатывающим артистом, считающимся разрешенным властями вентилем, выпускающим пар из общества. Шнуров с Путиным висели рядом, изображенные на футболках, а под ними лежали матрешки и пластмассовые автоматы Калашникова. По тротуару прохаживалось человек пять скучающих дылд, переодетых в Петра Великого. С ними можно было сфотографироваться. Они ходили туда-сюда, туфля в туфлю, шажок за шажком, по высокому бордюру, словно куры по грядке. Все Петры курили сигареты.
У какого-то ребенка вырвался из пальцев воздушный шарик и выскочил на улицу. Первый автомобиль резко притормозил перед ним, водитель глянул на мать ребенка, не заберет ли та шарик, но женщина только махнула рукой. Водитель поехал дальше, а шарик взлетел, отскочив от капота, вверх, после чего снова упал на землю. Здорово было глядеть на то, как все другие водители пытаются на него наехать, чтобы шарик лопнул.
В конце концов он все же лопнул.
Только дальше Питер начал быть приятным. На островах. Там, где он не притворялся Венецией севера, а имел обычные, городские кварталы вокруг зеленых насаждений. По водам главного канала плавала куча упаковок от моторных масел. Похоже было на то, что местный обычай заставлял выбросить упаковку в воду сразу же после заправки.
Стиль Фелека Зданкевича
В пивной "Толстый Фраер" становилось ясно, откуда взялась вся довоенная варшавская городская культура. Весь этот "Фелек Зданкевич[180] style". Пивная была стилизована под самый конец предреволюционной России, под подозрительную забегаловку, где полно самых подозрительных городских типов. Клетчатые пиджаки и картузы, колбаса с капустой, пивные кружки и водочные стакашки. Весь этот климат уголовного мира, сомнительных делишек, запиваемых сивухой. Два оперных музыканта пили водку, закусывали и жаловались на негативный стереотип России, "а ведь в Польше во многих отношениях еще хуже, а никто об этом не говорит". Рядом пили военные – отмечали повышение одного из них. Тот, волнуясь, рассказывал, что он из Донбасса, но выехал, попросил предоставить гражданство, потому что желает вступить в армию, гражданство получил, а теперь вот еще и новый чин – так что сейчас он самый счастливый на свете человек. И пьяный, что сам признавал. По телевизору включили матч Россия – Англия.
- Россия-а-а!!! – орал донецкий. – Нет, Англия – тоже клево, - говорил он. – Но - Росссиииияаааа!!!
Когда все совсем напились, начали петь песню Европа-опа Петра Матреничева. Речь в ней идет о том, что Европа заболела: Евровидение выигрывают какие-то тетки с бородой, в то время как здесь, в России, настоящие мужчины еще имеются. Припев звучит так: "Европа-опа, давай держись, еще немного меня дождись". А кончается песня словами: "Нравится – не нравится, прими меня, красавица".
Вышел я оттуда очень даже тепленьким. На мусорной машине было написано "70 лет Победы". Я пошел к банкомату, хотел снять пять тысяч рублей. Банкомат очень вежливо спросил у меня, желаю ли я получить эти пять тысяч мелкими купюрами. Я обрадовался, подумал: "культура!" и нажал "да". Через мгновение из щели вылезла новенькая пятитысячная купюра.
180
Фелек Зданкевич (Felek Zdankiewicz), кличка "Кровавый Фелек" (родился около 1858 г. в Варшаве) – вор и убийца, которого иногда называют королем варшавских преступников. Умер в доме для престарелых в 1932 году. Отсидел в общей сложности 40 лет. Герой дворовых песен, например, Баллада про Фелика Зданкевича. – по материалам польской Википедии