В общем, ехал я в Хохло. В то место, откуда родом часть моей семьи со стороны матери.
Жива еще только одна сестра бабушки, моя тетка. Всякий раз, когда я ее спрашиваю, как оно было до войны, она отвечает: ой, бедствовали.
- А после войны? – спрашиваю.
- А-а, там уже лучше было.
Перед войной, рассказывает тетя, ели так:
На завтрак – клецки.
На обед – каша с каким-никаким жирком или похлебка какая.
На ужин – те же клецки[40].
Летом нужно было прибрать за скотиной, потом отправлялись в школу, после школы возвращались домой и пасли гусей.
Зимой времени было чуточку больше. Когда стоял мороз, все сидели по халупам, в темных, вонючих, затхлых помещениях. Все хором, один на другом, у горячей печи.
Тогда драли перо. То есть: перья тех гусей, которых пасли летом. Это уже было общественное событие. Перо драла вся улица – сначала все шли в дом на одном конце, потом в следующий дом, и так до самого конца.
Приходили парни. Они лежали на полу, чего-то там болтали, рассказывали всякие глупости и сказки. Случалось, что кто-нибудь из них приходил и выпускал в дом воробья. Птица летала, девахи пищали, пух-перо летало от потолка до пола. У одних пол был застелен досками, у других - утоптанная глина. По-разному было.
Хехло расположено между юрскими холмами. В течение всего междувоенного двадцатилетия ни моя бабушка, ни ее сестра никогда оттуда не выезжали. Бабка была уверена, что за холмами уже никакого мира и нет. Что существует лишь то, что находится в радиусе зрения. Хехло – деревня старая. Еще татары в ней костёл палили. По всей деревне всего несколько фамилий. Даже на лицо люди, частенько, похожи один на другого. У меня самого, когда туда приезжаю, возникает впечатление, будто бы гляжусь в зеркало. И эти фамилии тянутся в глубину столетий. Веками потомки одних и тех же людей, изредка подпитываемых какой-то внешней кровью, проживали в этой небольшой долине. Очень часто с уверенностью, что за ее пределами мир и не существует.
До войны иногда через деревню проезжал полицейский на велосипеде, но это бывало редко. Иногда проезжал автомобиль, тогда сбегалась вся деревня: сенсация. Иногда через Хехло ехали еврейские торговцы. Иногда на пустыри прибывали военные в коричневых мундирах, чтобы устраивать учения.
Потом пошли разговоры о войне. Очень скоро в каждом чужаке здесь видели немецкого шпиона. Народ просиживал у тех, у кого имелось радио. Прислушивался. Потом война началась, и все запаковали на телеги перины, горшки, чего у кого было – и отправились на восток. Через пару дней вернулись. Не было ни смысла, ни места, куда бежать. Хехло включили в Рейх. Поставили здесь полицейский пост. Полицейскими были силезцы. По-польски они, понятное дело, умели. Одни говорят, что они были плохими, другие – что нет. Тех, кто говорит, что нет, похоже, больше. В лесу сидели партизаны. Иногда они устраивали какие-нибудь операции. Немцы застали их ночью неподалеку, в деревне Блоец. Партизаны спали в сарае. Началась стрельба. Всех партизан перебили, застрелили и несколько гражданских. Сегодня в том месте поставленный по обету крест. К нему гвоздями прибиты гитлеровские монеты с орлом, держащим свастику в когтях.
40
В оригинале zacierka, что весьма похоже на украинскую "затірку" – мука (или давленное зерно), заваренная кипятком, о которой мне говорила мама, рассказывая про голодные времена. Ессно, можно назвать это и фондикультяпным словом "клецки".