Так выглядят эти воображаемые отчизны, которые стали плотью. Кровью и костью. Не знаю, стоили ли какая-либо иная идея столько крови, как национальная идея. Идея этнического народа, который имеет жить у себя и на своем. И вместе с тем настолько прозрачная, ибо для современных жителей Междуморья она является чем-то столь же очевидным, как дыхание.
Полабье
Рюген – это уже не остров. На него ведет рлотина из Штральзунда. Мы ехали, а ветер дул так, словно желал спихнуть наш автомобиль в Балтику. Сам Рюген был красив. Пустоватым и прозрачным. Густые, высокие и рыжие травы гнулись под ветром. Возможно, Рюген уже и не остров, но островность в нем чувствовалась. Северность. И пустота, успокаивающая пустота. Мы ехали по асфальтовому шоссе между зелеными холмами, и я с облегчением отмечал, что по Рюгену можно ездить и ездить, и довольно не натыкаться на чьи-либо следы. Ни германских рюгов, ни славянских ранов, ни датчан, ни шведов, ни немцев.
Берген, который когда-то называли Горой, или – скорее всего, в теориях тех, кто занимается ономастикой – Горском Ранским, выглядит как многие другие германские городки, но здесь тоже чувствуется странное опустошение. Резкий ветер хлопал плащами немногочисленных прохожих. Все то же самое, что и в Германии, только ветреней. И более пусто. И меньше деревьев.
Я же начинал размышлять о ранах. О славянах, которые несколько сотен лет удерживали здесь свое княжество, зависимое от датчан, но самоуправляемое. О пиратах, разбойничающих по всей Балтике и топящих без всякой разницы – славян, германцев. Кого только было можно. От них осталось немногое – какие-то камни, затертые барельефы, вмурованные в стены церквей. Гигантскую деревянную статую Швентовита из Арконы, после того, как град захватили датчане, порубили на щепки и сварили на них кашу для воинов.
Конечно, я мог размышлять о ругах, германцах, что были тут перед ранами, и о которых в Польше размышляют гораздо реже – но раны беспокоили больше. С этой всей славянскостью так и есть. Вроде бы как человек в нее особенно и не верит, вроде бы как сводит ее к ацтекскости, которая ничего уже не родит, сводит ее до роли языка – а как приходишь к чему-то, то человек за нее хватается и не может отпустить. Да. Рюген. Восточная Германия. Славянские корни. Шассниц – Сошница, Гарц – Гардзец. Над Полабьем польская стража.
Ах, этот весь миф славянской восточной Германии. Последний славянский могиканин, Якса из Копаницы[102], там где сейчас берлинский Кёпеник. Аркона, Радогощ, ободриты, велеты. Человека смешит то, что в Польше совершенно по-детски игнорируют факт, что перед славянами здесь были германцы, как и после них, завлекает Стояновский; но как только доходит до дела, то народ покупает изданные в издательствах типа "Беллона" книжки, такие как Полабские славяне – История гибели, с нетерпением пропускает претенциозный эпитет и читает, например, о чем-то, что автор представляет как недопустимое отсутствие широкой славянской сознательности ранов, которые "проводили эгоистическую политику, рассчитанную исключительно на собственную выгоду", "вели изменнические переговоры с немцами" и предпринимали "враждебные действия против ободритов". "Подобные действия, - пишет автор, - могло бы иметь положительный результат, если бы раны населяли какие-то срединные земли Полабья, ибо тогда их гегемонистские стремления могли бы привести к объединению располагающихся вокруг них остальных племен".
То есть, опять Стояновский и реславизация, пускай и воображаемая.
Котлеба
Раньше словацкий национализм был простым. Ян Слота, глава Словацкой Национальной Партии, провозглашал намерение сравнять Будапешт с землей, а венгров называл "гадкими людьми на маленьких лошадках". Он любил выпить, и был фигурой одинаково страшной и комичной. Выпивка (среди всего прочего) выбила его с курса, и, хотя его партия на последних выборах не только попала в парламент, но и в правительство – похоже, время ее потихоньку проходит.
Теперь пришло время нового национализма. Гораздо более опасного, поскольку это уже не национализм мужиков с багровыми лицами, в плохо покроенных костюмах и пахнущих вокой, но национализм тесно связанный с нацистской идеологией.
Мариан Котлеба, глава Народной Партии Наша Словакия, внешне – и это правда – довольно гротескный, стрижется коротко, усики у него à la габсбургский gefraiter, но сам он бывший преподаватель физического воспитания, а многим его последователям физическое воспитание тоже нравится. Он сам людит переодеваться: показаться, к примеру, в мундире, приветствуя сторонников так, как их приветствовали в фашистские времена в Словакии, то есть, поднимая руку в римском салюте и вопя "na stráž".
102
Якса из Копаницы ( умер после 1157 (возможно после 1178) — славянский князь племени спревян. В 1155-1157 был правителем Бранибора и князем гавелян (самоназвание — стодоряне). Борясь за эти земли с Альбрехтом Медведем основателем будущей Бранденбургской марки который овладел славянской крепостью Бранибор и превратил её в Бранденбург.