И заканчивает смехом:
- Старик, а ты хоть знаешь, что у нас слово "интеллектуал" имеет издевательский оттенок?
Конечна
А мне Словакия нравится.
И всегда заявляю это Орешку: да говори, что хочешь, а мне Словакия нравится.
- А Словакии это до задницы, - отвечает Орешек, и наверняка он прав.
Мы переехали польско-словацкую границу под Конечной и съехали на стоянку. Не до конца было понятно, где тут заканчивалась территория Польши, а где Словакии. Не начиналась ли Польша посредине газона возле стоянки? Или же сразу за бордюром? – задумался я. – Но вот если сразу же за – то странно, потому что плитка, которой выложили дорожку через газон, была какая-то не слишком польская. В Польше я такой не видел. Скорее уже, в Словакии, правда, я не очень был уверен. Кто ее укладывал? Поляки или словаки? И кто, - размышлял я, - косил траву на газоне?
Я ходил по этому газону туда и назад, как дурак, и размышлял, а какие тут стебли назодятся под властью польского правительства и президента, а какие – словацкого. Полицейские – и польские, и словацкие – глядели на меня как-то странно. Патрульные машины обеих стран стояли рядом на паркинге, который уже явно располагался на словацкой стороне. Словацкой – но как-то не до конца. Вот как-то не до конца возносилась над этим паркингом словацкость. Наверное, потому, что границы уже не было, и польский воздух смешивался со словацким гораздо более свободно, чем тогда, когда нужно было предъявлять документы и открывать багажники. А кроме того – вот как-то всегда то, что находится сразу же за границей, мне трудно было рассматривать серьезно. Как самую настоящую заграницу, со всеми ее заграничными вещами и делами. Здесь все было близко. Виден был и польский паркинг. Ну что это за заграница, которую видать из-за границы? Это какой-то аквариум, а не заграница. Подиум для жителей этой заграницы. Витрина заграницы.
Я глядел на лица польских и словацких полицейских. У поляков в лицах было что-то ужасно польское. Знакомое до боли. Или это мне так казалось. Высокие, накачанные, немного напоминали танкетки. У словаков волосы были посветлее, сами они были чуточку пониже, несколько помягче: и в движениях, и в чертах лица. Я пытался представить польских полицейских в словацких мундирах, а словацких – в польских. Поначалу меня это доставало, а потом как-то перестало.
А вот в торговых палатках, что стояли возле паркинга, было что-то явно не польское. Они походили на простые, без каких-либо претензий маленькие домики или туристские бунгало. Четыре стенки, вход, покатая крыша, покрытая толью. Интуиция мне подсказывала, что в Польше такие торговые точки выглядели бы как-то не так. Что они были бы построены из пустотелого кирпича, возможно, обложены сайдингом, или же стены были бы покрыты штукатуркой-барашком. Они были бы обвешаны рекламами пива "Харнаш", "Живец" или "Тыское". Или же просто имели бы другую форму, более параллелепипедную. И занавесочек в окнах у них не было бы. О, возможно, все это мне только казалось. Ведь в сумме – палатки себе и палатки. Надписи были двуязычными. На одном, желтом лотке, вроде как висела вывеска "Potraviny" (Пищевые продукты – словац.), но тут же: "polska wódka super ceny" (польская водка, супер-цены – пол.). На другой палатке было написано "дешевая водка" и, непонятно почему: "Бумеранг". И тоже, что "супер-цены". Мусора какое-то время глядели, как я брожу по газону, после чего вернулись у тихой беседе. А мне было любопытно, а эти вот польские и словацкие полицейские, диктуют друг другу в блокнотики данные записанных лиц, как это делают польские мусора, как только кого задержат на обочине.
Из леса вышел какой-то тип, и сразу же сделалось как-то более по-словацки. Тип был уже в возрасте, у него были слегка закрученные усы, га голове у него была альпийская охотничья шляпа; одет он был в простой, но аккуратный костюм, который выглядел так, словно его специально сшили для того, чтобы ходить по лесу. Этот мужик выглядел, словно эманация Центральной Европы. Словно лесник из книжки про Румцайса[108]. По этой небольшой шляпе сразу было видно, что это словак. Во всяком случае, не поляк. Поляки таких не носят. А если и носят, то редко. Шляпка была немецкой. Тирольской. Вроде как и центральноевропейской, но не будем себя обманывать. Она ассоциировалась с немецким цивилизационным пространством.
108
Румцайс – "чешский Робин Гуд", герой книжки Вацлава Чтвртека "О добром разбойнике Румцайсе, Мане и сыночке их Циписике" и многочисленных мультфильмов.