Точно так же было в Михаловцах, а конкретно – в деревне под Михаловцами. Это было уже давненько. Мы ходили в деревенскую корчму, хозяином в которой был старый русин. Корчма была пристойной и славной, по крайней мере, такой выглядела. В сортирах, где вместо писсуаров были лотки для слива мочи, висели засиженные зеркала, в которых все выглядело как-то удивительно достойно и вместе с тем – знакомо. В нлавном зале висела большая надпись "New York, Pariž, Vel'ki Šariš". Это пиво "šariš" мы пели попеременно с пивом "smädny mnich". На этикетке был виден обрюзгший, жирный монах с истекающей пеной кружкой. В этом "жаждущем монахе" было что-то доброе, потому что свойское и вместе с тем сильно обросшее какой-то сердечностью и безопасностью. В нем самом и в той кружке из толстого резаного стекла, которую он держал перед собой. Чувствовались во всем этом некие отзвуки чешскости, да ее и нельзя было избежать.
Эта чешскость, это чешское добродушие были видны даже в деревенской, богом забытой пивной из небольшой дыры в восточной Словакии.
Русин выглядел словно чуть более приземистая версия Кароля Войтылы. Мужик был меланхоличен и все время повторял одни и те же выражения. Любил он их размазывать по языку. "Хорошо, - говорил, хорошо, а потом еще раз десять: хорошо, хорошо, хорошо… "Пиво", а потом еще четыре раза: пиво, пиво, пиво, пиво…
Русин спрашивал, почему мы так много курим сигарет, а тогда еще в Словакии, в подобных заведениях курить было можно, на столах стояли тяжелые квадратные пепельницы, похожие на стеклянные плиты, а мы отвечали: потому что нравится. Русин этим восхищался.
- Вот наш бы, - говорил он, - не признался. Усрался бы – а не признался.
Говорил, что в Словакии каждый начал бы объяснять, что эта сигарета, мол, последняя, что сразу потом курить бросят. А вот поляки – нет. Поляки все прямо говорят, - заявлял он. Впрочем, сам он тоже курил. И говорил, что сейчас бросает.
Тогда мне даже нравилось, что он так говорил, но чувствовался и какой-то подвох. Я чувствовал, что меня выставляют в позицию добросердечного, откровенного дикаря. Что меня несколько удивляло, потому что в Польше, среди своего поколения, как раз Словакия считалась дикой страной. Такая себе еще более смешная Чехия, потому что Чехия среди польской молодежи тогда считалась весьма забавной. И вот так мы глядели друг на друга – две бедные страны восточной Европы, делающие вид, будто бы она центральная, и что сейчас, вот уже через моментик, все будет просто замечательно, все будет так, как должно быть. Именно там, куда, в чем все мы были уверены, мы стремимся – в Европу. На Запад.
В тот раз я был в Словакии впервые в жизни. Это не считая Чехословакии, но ведь при Чехословакии Словакия в польском сознании практически не существовала. Ну ладно, возможно, чуточку больше в сознании жителей пограничья. А вся остальная Польша говорила, к примеру, чешские Татры. Чехословакия – это была Чехословакия, и все. И вправду, слово "чехословак" звучало как-то странно, но тогда говорили просто "чех", и все было ясно.
Впрочем, в украинском Закарпатье до сих пор говорят, что едут "в Чехию", когда выезжают в соседнюю Словакию. Нам было по полтора десятка лет, и в Словакии мы были в чем-то типа лагеря. Суть лагеря заключалась, в основном, в том, что мы сидели в пивной у старого русина, того самого, который выглядел как Кароль Войтыла в гномьей версии, и выпивали. Впервые в жизни мы видели словацкие спиртные напитки. Такие, которых не было в Польше. "Боровичка", а еще, например, "Деменовка"[109] – зеленая, выглядящая словно какой-то волшебный эликсир. Мы пробовали закорешиться со старшими мужиками, завсегдатаями пивной русина, но шло не ахти, потому что на нас глядели снисходительно. Гораздо лучше шло с металлистами с испорченными зубами: они носили футболки с Metallica и Iron Maiden, были приблизительно нашего возраста, и тоже иногда просиживали допоздна в трактире. Мы пробовали приобрести у них какую-нибудь травку, но это оказалось чертовски сложным: нужно было куда-то ехать, кому-то давать какие-то бабки в качестве задатка, и вообще – от всего дела несло чем-то нехорошим. Так что мы попросту пили.
109
Боровичка (Borovička), словацкий напиток, подобный джину, изготавливаемый путем повторной дистилляцией зернового спирта, настоянного на ягодах можжевельника обыкновенного. Крепость - от 37% до 55%. В качестве ориентира, минимальная крепость в соответствии с законодательством в Словакии составляет 37,5%. Деменовка (Demänovka) - словацкий травяной ликер, который производится в г. Липтовски-Микулаш. В состав напитка входит 14 видов трав. Изготавливается в трех вариациях: Деменовка сладкая, Деменовка клюквенная Деменовка горькая.