- Все, понеслось. – Тихо пробормотал я, вспомнив один, так романтично начинающийся вечер и добавил куда громче: - Опять начинаешь агитацию, товарищ Линда? Не имеешь права, я турист, а нашу братию агитировать нельзя. – Приврал, конечно, но для своего спасения. Если сотрудница особого отдела и командир спасательного отряда зон особого, таки, контроля, начинает пускаться в политику и доказывать эффективность одной политической системы перед другой, причем с использованием специфических терминов и математических выкладок, плюс с экономическими работами что верхнего, что нижнего мира… Становится понятно, что передо мной доктор политического права, да еще с многочисленными верхними дипломами, как и откуда взявшимися, неясно совершенно.
- Ты не понимаешь! – С жаром воскликнула она.
- Я все понял, не надо. – Поднял руки. – Сдаюсь, товарищ Линда. Итак, сколько тебе лет?
- Для тебя не Линда. Люба, Любовь. – Девушка мягко улыбнулась, задумавшись о чем-то. – Ладно, товарищ Алексей. - Наконец произнесла она, став до невозможности серьезной. - Оставим политику. Дело в том, что… - Собеседница собиралась с духом, будто перед прыжком в ледяную воду. – Дело в том… Мне сто тринадцатый год, а я, как последняя институтка, влюблена в тебя.
Я весело засмеялся, но перестал, увидев выражение ее лица.
- Да ладно, Люба. – Несогласно покачал головой. – Тебе сейчас двадцать один, так же, как мне семнадцать.
- Но не снова сорок, как десять дней назад.
- А ты понимаешь, сколько на самом деле мне? – Поинтересовался я. Девушка опустила глаза, но упрямо повторила:
- И все же мне сто двенадцать лет. Я прожила достаточно долгую жизнь, чтобы прекрасно понимать… – Подняла на меня пристальный взгляд. – Зачем ты это делаешь? Тебе хочется всеобщего женского обожания? Моря поклонниц? Зачем?
- Блин. – Я сжал челюсти. – Она опять взялась за старое. Настраивает мое окружение, чтобы… Вот зачем она это делает?
- Так. – Девушка закрыла глаза, глубоко вдохнула и опустила подрагивающие ладони на колени. – Успокоились. Это просто гормональный сбой, все нормально. Все нормально… У меня руки трясутся. – Она жалобно всхлипнула. – И живот сводит, словно... Мне нехорошо. Тебе надо уйти. Прямо сейчас. – Дернулась, заскрежетала зубами и по слогам произнесла: – У-хо-ди.
Я поспешно встал.
- Дом, запереть входную дверь! – Выкрикнула Линда. Я оглянулся и увидел, как она медленно движется ко мне. – Теперь… понимаю… - заговорила срывающимся, ломким и незнакомым голосом, - что чувствуют зомби… когда… так сильно… Беги в окно, иначе… - Я попятился в нужном направлении и она прохрипела: - Дом, закрыть окна и ставни… - Зажужжали опускающиеся рольставни, а пластиковые окна выдали мягкое «чмок» полной герметизации. – Я не… могу... сопротивляться… – Девушка взглянула мне в глаза огромными, распахнутыми на всю радужную оболочку, зрачками. - Прости. – И прыгнула вперед. Наши силы были не равны, но ее переполняло безумие, заставлявшее меня всерьез беспокоиться, дабы не нанести более серьезные травмы, нежели синяки и растяжения. Никогда не думал, что неполные пятьдесят килограмм могут настолько нарушать законы инерции, чтобы восьмидесятикилограммового меня мотало и швыряло вокруг хрупкой и беззащитной на вид девушки, а не наоборот. Я старался отбиваться мягко и осторожно, но понял, что игры кончились, когда от коварного рывка полетел головой вперед, сделал сальто от пинка в живот и снес резной тонконогий столик со старинной посудой. Сыр, мясная нарезка, морепродукты вперемежку с фруктами взлетели разноцветным салютом и частично заляпали потолок, а бутылка Бургундского 1934 года с жалобным звоном разбилась о стену. Ну, все. Сгреб взбесившуюся особу в охапку, развернул спиной и заломил руки. Получил несколько ляганий, кусок буженины на голову и порцию черной икры за шкирку, увернулся от удара затылком в лицо, и повалился набок, зажав брыкающиеся ноги между своими. Довольно хмыкнул, решив, что все закончилось, но тут же возмущенно зафыркал от отлипшей с потолка и попавшей в нос креветки. Линда яростно зарычала, и в безумном напряжении затрещали ее суставы и мышцы, еще немного, и ее кости начнут ломаться, и рваться сухожилия. Отпустил крутнувшуюся на мне девушку, окутал голубым светом. Она дернулась и обмякла, уронив мокрую щеку мне на грудь. Запустил черные шарики в тревожно алеющие зоны, устраняя последствия взбесившихся желез.