- Хорошо, - честно сказал Ньютон, все еще ощущая легкую невесомость в теле и осознавая, какие возможности может открыть изобретенный им и Готтлибом нейромост. Подробное изучение воспоминаний кайдзю, однопилотная система дрифта, новый подход к изучению разлома и обитателей с той стороны, ведь все это так или иначе должно быть в чей-то памяти. И, даже, Ньютон был уверен, контроль над кайдзю. Вот только был бы шанс войти в дрифт с живым монстром. Ведь он чувствовал, как кайдзю оторванный от коллективного сознания тянулся к нему, пытаясь восстановить связь…
- Вечно совершаешь глупости, и, когда-нибудь, тебя это погубит, - проворчал Германн, пока Ньютон снимал очки. - Подними голову, - распорядился Готтлиб и прижал к носу биолога мягкую вату. Только сейчас биолог ощутил теплую влагу крови на своей коже, но это казалось такой мелочью, в сравнении с покорным сознанием кайдзю, готовым раскрыть все свои тайны.
Алые пятна растекались по белоснежной мягкой вате, впитываясь в нее все быстрее.
Голова все еще кружилась после завораживающего дрифта, и Ньютон подслеповато щурился от яркого искусственного золотистого света длинных ламп. Запрокинул голову и сжимал в подрагивающих руках свои очки, косился на нависшего над ним Германна.
- Я же говорил тебе, не смей трогать установку, пока я не проверю всю программу! – строго и нервно сказал математик, резко поджав губы, и сменил окровавленную вату, небрежно вытер с лица Ньютона следы крови.
- Я сам могу, - негромко со слабой улыбкой сказал биолог, хоть и не пытался остановить друга. И наслаждался его заботливыми прикосновениями к своему лицу. Чувствовал, как холодные пальцы скользят по его щекам, как взволнованное теплое дыхание касается кожи, видел, как слабо дрогнули губы Германна, пока он вытирал кровь с лица биолога, и проверял его покрасневшие глаза, осторожно оттягивая нижнее подрагивающее веко. Так близко наклоняясь…
Чуть приоткрытый рот и вздох, холодящий и без того холодные губы. Сердце взволнованно сжалось до боли сильно, словно кто-то запустил руку в грудную клетку и попытался раздвоить пульсирующий живой орган. Ньютону нужно всего лишь поднять голову чуть выше, всего лишь распрямиться и потянуться к нему навстречу… и их губы мягко соприкоснулись, заставляя задержать дыхание. Неподвижное мгновение. Германн все еще касался лица Ньютона, чувствуя, как по телу пробегает нервная колкая волна, подобная электрическому импульсу, заставляющему все тело замереть. Словно так было бы легче понять происходящее. Математик отчетливо осознавал это мгновение. Чувствовал холодные мягкие губы своего друга и колючую щетину под своими пальцами, такой резкий контраст. Гейзлер замер, не обрывая теплого касания губ, но и не настаивал на поцелуе, просто наслаждался моментом, от которого все тело приятно млело, и на душе становилось легко и свободно. Он не знал, сколько прошло времени, может, не больше минуты, прежде чем губы Готтлиба дрогнули, а его ладонь скользнула по щеке Ньютона. Поцелуй, легкий и неспешный, плавный и переполненный эмоциями, покалывающих нежную кожу. Гейзлер закрыл глаза почти неосознанно, просто желая чувствовать все ярче, ощущать все так же плотно, как в дрифте. Чтобы его собственные ощущения смешивались с чувствами Германна, превращаясь во что-то новое. Что-то общее.
Германн осторожно оборвал поцелуй и медленно убрал руку от лица Ньютона, спокойно выдохнул, прежде чем сесть на диване рядом с другом. Сейчас бы он хотел быть как Ньютон, иметь волшебную способность исчезать в эмоциях и ощущениях, ведь он чувствовал. Но разум все так же чист и спокоен, и осознание приходит так же холодно и расчетливо, как решение элементарной формулы. «Я только что поцеловал Гейзлера» - слегка отстраненно подумал математик. Но не успели его сознание заполнить варианты, возможности и предположения, как Ньютон с тихим вздохом совершенно бесцеремонно улегся на диван и положил голову на колени Готтлибу, прижимая ладонь к носу, чтобы вытереть кровь, которая еще не до конца остановилась.
- Ньютон. Это уже переходит… - чуть строго начал было Германн, но биолог его словно не слышал, или, скорее всего, просто игнорировал начавшиеся угрозу.
- Это было нечто, - хмыкнул Гейзлер, - я про дрифт, - уточнил он, - все сработало, ну, кроме предохранителей, перегрузка процентов на тридцать была. Легко исправить. Но сам дрифт, - Ньют даже прикрыл глаза. И вот теперь Готтлиб впал в ступор, пытаясь понять, как расшифровать поведение друга.
- Сначала все мерцало так быстро-быстро, что я даже подумал, что все, конец, ничего не сработало, но затем, - Гейзлер взмахнул руками и слабо счастливо улыбнулся, глядя на Германна, окончательно сбивая его с толку. Математик сел прямее и нервно поджал губы, глядя на бледное полное эмоций лицо Гейзлера, который так беспечно лежал у него на коленях и явно не собирался вставать. И Германну уже не верилось, что всего минуту назад он чувствовал прикосновение его мягких губ и дрожащее дыхание. Похоже, что сам Ньютон этого уже не помнит, иначе бы биолог не рассуждал сейчас о дрифте.
- Я… Я могу спокойно рассмотреть любое воспоминание. Чувствую эти отголоски, оставшиеся от коллективного сознания, ты понимаешь? Только я и сознание кайдзю, и, Герм, без коллективного разума оно такое пустое. В смысле, нет, там куча образов с их родной планеты, все то, что осталось от сознаний остальных, пока была связь, но отдельно сознание кайдзю очень спокойное и покорное. Знаешь, я даже чувствовал, как оно ищет связи. Оно привыкло существовать в коллективном сознании, быть обособленным для кайдзю противоестественно. Это же потрясающе! Ты понимаешь, если допустить…
Германн перестал слушать Ньютона и просто смотрел на бледного биолога. Сосуды полопались, и его глаза заплыли алым цветом, нижнее веко сильно дергалось, Готтлиб чувствовал, как мелко дрожит тело Ньютона и видел, как трясутся его руки, не мог понять, как его друг, находясь в таком состоянии, все еще продолжает нервно и торопливо говорить о своих монстрах. Восхищаться ими.
- Ньютон, - перебил биолога Германн и строго посмотрел на друга.
- Что? – немного удивленно спросил Ньют, удобнее устраиваясь на напряженных ногах друга.
- Поговорим обо всем после того, как тебя осмотрят медики.
========== Глава 7 Зона комфорта ==========
Но времени зайти к Ньютону в медотделение у Германна так и не хватило. Нужно было вернуться к работе, закончить отчет перед предстоящей конференцией, о которой упоминал Хэнсен, и которая напрочь вылетела из головы математика по вине Ньютона. И при желании Германн мог бы придумать еще множество причин и оправданий достаточных, чтобы оттянуть новую встречу с биологом. Но вот избавить свои мысли от Ньютона он не мог, как ни старался, и работа над отчетом не помогала.
Ведь все это тянется еще с Гонконга, как бы упорно Германн этого ни отрицал, а теперь все обострилось до предела.
- … это физиология, не понимаю, как ты вообще держишься, но я собираюсь…
- Хватит, Ньютон, мне не обязательно это знать, - проворчал Германн, сдвигая исписанную часть доски, и покосился на биолога, который пытался что-то сделать со своими волосами, глядя на свое отражение в одном из аквариумов с органами кайдзю.
- Порой мне кажется, что ты сам как робот. Странный, кривой, ворчливый…
- Ньютон!
- Германн, - хмыкнул с озорной улыбкой биолог и повернулся, раскинув руки, словно ожидая, что Готтлиб прокомментирует его внешний вид. Хотя комментировать было нечего: обычные узкие джинсы, простая светлая рубашка в клетку с небрежно расстегнутым воротом и закатанными до локтей рукавами, обнажающими татуированные руки. Обычный вид Ньютона, поэтому Германн лишь нахмурился, глядя на друга.
- Чувак, ну хоть бы поддержал, раз самому не интересно, - фыркнул немного расстроенный Гейзлер, - или это ты так ревнуешь?
Глупое, непрошеное воспоминание с Гонконга. Германн отложил почти готовый отчет и откинулся на спинку стула, окинул взглядом свою личную комнату - полупустую и безупречно аккуратную, похожую на его рабочий кабинет куда больше, чем на спальню, если не считать кровати. И все легче было представить Ньютона частью этого упорядоченного мира, и возможность эта, став такой реальной, крепко внедрилась в сознание математика.