На этом разговор иссяк. Я закурил сигарету и оглядел комнату. Время от времени я поглядывал на свою соседку.
— Разрешите представиться, — наконец начал я. — Меня зовут Ниланд. Я канадец и только что приехал в ваш город. В поисках работы. Инженер. Я встретился сегодня с мистером Олни на заводе.
— Понятно, — улыбнулась она. — Сколько вам лет? Вы женаты? Чем увлекаетесь?
— С удовольствием удовлетворю ваше любопытство. Мне сорок три. Вдовец, Любимые занятия — рыбная ловля, книги по истории, описания путешествий, картины и не слишком трудная музыка. Вот, пожалуй, и всё.
— Я доктор Бауэрнштерн. У меня практика в Гретли, — сообщила она.
И мы опять замолчали.
— Вряд ли стоит ждать мистера Олни дальше, — сказала она, даже не взглянув на меня.
— Может быть, ему передать что-нибудь, — предложил я. — Я всё-таки собираюсь его дождаться.
— Дело в том… — тут она запнулась, всё так же глядя в сторону. Потом она взглянула на меня в упор своими живыми испуганными глазами. Так, как часто смотрят люди, прежде чем рассказать вам явную небылицу. — Мистер Олни — один из моих пациентов. Вчера я выписала ему рецепт, который можно заменить на лучший, поэтому я и заглянула сюда по пути домой. Вот и всё.
Тут я решил закинуть удочку.
— Вероятно, та бумага, которую вы спрятали в карман при моём появлении, и была тем самым рецептом.
Она и до этого была бледна, но после моих слов побелела как бумага. Впрочем, это продолжалось недолго. Уже через секунду она сделала вид, что оскорблена.
— Когда вы ворвались сюда, — сказала она голосом, который звучал будто издалека, — я как раз читала письмо. И вполне попятно, вы меня испугали…
— Я знаю, но я ведь извинился. И вообще я сожалею, что интересовался вещами, которые меня не касаются. Боюсь, что я был недостаточно вежлив и слишком любопытен.
— Да, — подтвердила она, перед тем как уйти. — Я заметила, что вы очень любопытны. И вовсе не потому, что вы задавали вопросы. У вас беспокойный, нескромный и очень печальный взгляд. И поделом вам. Прощайте.
Прежде чем я нашёлся что ответить, она захлопнула за собой дверь.
Около четверти одиннадцатого я услышал звонок в прихожей и голоса.
Кто-то пришёл. Я осторожно выглянул и увидел полицейского. Я сразу же узнал его. Это был тот самый болван сержант с массивным подбородком, которому я так не понравился на заводе Чатэрза. Он поднимался по лестнице.
Я имел в своём распоряжении не более двух секунд. Было только два выхода: или остаться, в таком случае я не смог бы избежать разговора с ним, или бежать. Если он застанет меня здесь, это покажется ему подозрительным, и тогда полиция не спустит с меня глаз.
Итак, мне оставалось только бежать. Я бросился к окну, занавешенному тяжёлыми шторами, нырнул между ними, открыл створку, ухватился за подоконник, выпрыгнул и тут же услышал крик сержанта наверху. На улице тоже раздавались голоса. Я вскочил на ноги. Свет, падавший из окна, помог мне быстро найти калитку. Я вышел из неё, повернул направо и бросился вниз по переулку. Я был уверен, — что сержант последует за мной в окно. Тут я услышал приближающиеся ко мне навстречу шаги. Было скользко, и я понимал, что от полиции мне не уйти. Я юркнул в первую же подворотню, пробежал по тропинке и через незапертую дверь чёрного хода проник в тёмную комнатушку. Наверное, это была маленькая кухонька.Я не знал, что творится на улице, но было ясно, что выходить в переулок для меня опасно. Лучше остаться здесь возможно дольше или же попытаться улизнуть через парадный вход. Тут только я заметил, что оставил пальто и шляпу в комнате Олни. Навряд ли теперь удастся заполучить их обратно. Разве только в полицейском участке. Конечно, найти меня по этим предметам невозможно: на них не было даже фирменных ярлыков. Два года работы в Отделе кое-чему меня научили. Тем не менее всё это было досадно, и я ругал себя за то, что не предусмотрел такого поворота дела.
К счастью, электрический фонарик я носил во внутреннем кармане пиджака. С его помощью я выбрался из этой грязной кухни, пахнущей крысами и помоями. Дом, в котором я оказался, был как две капли воды похож на дом Олни. Такая же прихожая, лестница… Когда я пробирался вперёд, послышались голоса из-за ближайшей двери. Я прислушался и через минуту без труда узнал один из них. Это был голос комика Джимбола. Он, вероятно, отдыхал после спектакля.
Я постучал и вошёл. Да, это был он. Ещё со следами грима на своём испитом лице, но по-домашнему — без воротничка и галстука. Кроме него, за столом сидела толстушка, одна из танцовщиц и молодой человек. Они, видимо, только что кончили трапезу и сейчас, покуривая сигареты, допивали пиво. В комнате было тепло и стоял такой запах, словно здесь не переставая пили, ели и курили без перерыва в течение последних двадцати лет.
— Мистер Джимбол? — спросил я, поспешно прикрывая за собою дверь.
— Да, это я, — отвечал он без всякого удивления.
— Извините, что я зашёл к вам так запросто, — начал я.
— Ничего, ничего, дружище, — ответил он весело. Вероятно, на отдыхе, после спектаклей, ему даже удовольствие доставляло увидеть новое лицо. — Знакомьтесь. Миссис Джимбол. А это моя дочь со своим мужем. Оба заняты в спектаклях. Ведь вы видели наше представление?
— Да, прошлым вечером, — ответил я с воодушевлением. — Мне ужасно понравилось. Поэтому-то я и зашёл к вам. Меня зовут Робинсон. Я навещал друзей неподалёку отсюда, и они сказали, что вы остановились в этом доме. Я хотел вам задать несколько вопросов. Я позвонил, но никто не вышел, а поскольку на улице холодно и к тому же я слышал ваши голоса, то решил подняться. Надеюсь, вы не возражаете?
Я адресовал свою речь миссис Джимбол очень вежливым тоном, и она была польщена моими словами.
— Пустое. Не стоит извинений, — ответила она. — Очень рада встретиться с вами, мистер Робинсон.
— Значит, говорите, озябли, старина? — спросил Гэс, вставая и отодвигая от стола свой стул. — Видать, придётся снова накрывать на стол, мать. Лори, Додд, а ну-ка помогите матери. Так, говорите, вам понравилось представление, мистер Робинсон?
— Да, очень. Как оно могло не понравиться!
— Да уж понятное дело, — заявил Гэс. — Меня здесь в Гретли любят. Это надо прямо признать.
— За ваше здоровье, мистер Джимбол! — воскликнул я, поднимая стакан пива.
— Спасибо, дружище. Так говорите, вы хотели задать мне какие-то вопросы?
— По сути, дело пустяковое, — сказал я извиняющимся тоном. — Но меня очень заинтересовал один номер программы, и я думал, что вы сможете рассказать мне о нём. Дело в том, что у одного моего друга, канадца французского происхождения, была сестра, знаменитая гимнастка. Мне известно, что несколько лет назад она уехала сюда поступать в водевильную труппу. Так вот. Вчера, когда я увидел мадемуазель Фифин, я подумал: не она ли сестра моего приятеля?
— Ясно, — промолвил Гэс. — Вы не поверите, мы только что говорили о ней.
— На мой взгляд, ничего в этом нет удивительного.
— Мы почти всегда говорим о ней, — сказала Додд.
— А ты помолчи! Или… ступай-ка ты спать, — оборвал её Лори. — Как звали сестру вашего приятеля?
— Элен Мальвуа, — ответил я сразу, вспомнив имя старой девы, которую я когда-то встречал в Квебеке.
— Нет, это не она, — заявил Гэс серьёзным и важным тоном, видимо, наслаждаясь значительностью собственной персоны. — Мне случайно известно, что настоящее имя Фифин — Сюзанна Шиндлер. Да, Сюзанна Шиндлер, — повторил он снова. — Она родом из Страсбурга. Это мне достоверно известно.
— В таком случае она не та, кого я ищу, — ответил я. — И тем не менее ваша акробатка удивительно похожа на сестру моего канадского приятеля. Та тоже была великолепной артисткой.
— Да, артистка она превосходная, — сказал Гэс, между тем как трое остальных обменялись понимающими взглядами. — Хорошо обдумывает свои номера и подаёт их с большим мастерством. В то же время, знаете ли, очень странная особа. Очень странная!
— Странная? Да она ненормальная! — закричала Додд. Вы только вспомните, как она до смерти напугала двух бедных хористок, когда они случайно вошли к ней в уборную в Сандерланде.