Квадратные плечи Гамова поднялись и опустились.
— Ну и что. А чего искать? Чего пробовать? У всех все одно и то же. Поперек ни у кого нет. — Гамов развел руками с совершенно серьезным лицом, предлагая принять это как факт.
Зудин посмотрел на него, нагромождение гранитных глыб, смирившееся с уделом человеческого бытия, и захохотал, во всю глотку, сведя к шутке весь разговор, и с хохотом вышел. Но в коридоре его смех иссяк, оставив горечь от того, что он так далек от этого заурядного прораба и никогда не сможет подняться на его высоту.
Глава ХХIII
Выходные Зудин решил провести дома. Он должен был побыть один и во всем разобраться, и понять, как жить дальше. Разные мысли одолевали его. Он пытался заставить себя что-то решить. Ходил по квартире и размышлял, говорил себе, что должен измениться, потому что далее так продолжаться не может, но не мог обозначить себе четкого правила. Он напрягался, пытаясь выработать какую-нибудь установку, но мысли сбивались, он уставал.
И тут другие мысли, которые приходили в голову независимо от его воли, напоминали о лучших днях, проведенных с Ромашкой, о Наталье. Зудин бросался в мечты, представлял, как она переедет к нему, рисовал ее в воображении, ее губы… Но образ Ольги вставал над успокаивающими фантазиями и разбивал их как молот. Как можно променять эту… дрожащую тварь на Ольгу — идеал его искушенных представлений о Женщине, спрашивал себя Зудин и мгновенно трезвел от этого вопроса.
Он не мог ни работать, ни отвлечься на что-нибудь. Зудин повторял себе, что на самом деле все нормально, просто он немного запутался в бабах, устал от них; но жизнь-то его не изменилась: он здоров, богат и ничто не угрожает его благополучию. В чем собственно проблема? Да ни в чем. Ничто не угрожает… ничто… Разве ничто грызет его изнутри?!
Он не может полюбить и быть счастливым! Вот в чем его проблема!
Тяжелое как каток, осознание краха овладело им. Оказывается, он неспособен просто жить, как любой другой человек, которому дано в десять раз меньше, чем ему; который способен любить какую-нибудь простушку без фигуры с примитивной неразвитой душой. А он держал в руках Идеал, и уже стал любим им, но сам оказался не готов любить. Он сделал открытие, что нельзя всю жизнь валяться в грязи, а потом в один прекрасный момент лечь на белоснежную постель и не замарать ее.
Зудина охватило отчаяние. Он выбежал из квартиры, сел в машину и понесся на бешеной скорости по МКАДу, открыл все окна и заорал. Во всю силу легких. Поверил, что готов разбиться ко всем чертям. Но мышечная память не подводила. Рука твердо направляла машину. Визжали тормоза, водители орали вслед, но он не слышал их.
Зудин гонял, пока не почувствовал себя вымотанным. Приехал домой, упал на кровать, надеясь уснуть, но сон не приходил. Вновь стали одолевать мысли. Он пошел на кухню, достал коньяк, нарезку. Наливал стакан доверху и пил большими глотками. Пил, пока не выпил бутылку, пошатываясь, вернулся в комнату и повалился на кровать. Болезненное забытье придавило его как тяжелое одеяло.
Утром беспрерывно звонил телефон. Мать, с работы. Зудин не мог разговаривать, притворялся, что все хорошо и закруглял разговор. Телефон продолжал звонить, он швырнул его об стену. Дорогой аппарат разлетелся на части.
Зудин лег под одеяло и постарался ни о чем не думать. Покой продолжался недолго. Молодой организм не мог бездействовать. Кровь прихлынула вниз живота, стало тепло, в паху заскребло беспокойными ноготками. Он повернулся, словно хотел разогнать плохой сон, но это было куда сильнее, чем сон. Улыбающиеся женщины показывали себя со всех сторон, сменяя друг друга, как кадры кинопленки.
Привиделась Ольга, подставляющая себя как кошка. Зудин стал развивать тему. Ольга, похотливая как Ромашка; лезет к нему в штаны, достает член… двигает по всей его длине красивой рукой… Он оттянул трусы и принялся дергать свою воспаленную плоть. Кидать куски бешеной псине. Ольга открывает рот, у нее вздутые губы… как у Наташки…
Стоп! Ольга не превратится в Наташку, даже в фантазиях. Это не срабатывает. Он это уже проходил. Зудин вскочил и заходил по квартире с загнутым до пупа членом, беспорядочно задвигался, словно сорвал кольцо с гранаты и не знал, куда ее бросить. А если сопротивляться? Хотя бы попробовать! Не накормить голодного зверя! Нет, накормить. Зверь на какое-то время уляжется и будет спокойней. Так будет лучше им обоим. Нет! Сделать усилие! Зверь проснется и потребует своего. Зудин быстро оделся и вышел на улицу.
Он не заметил соседку, которая поздоровалась с ним. Запрыгнул в Рейндж Ровер и погнал. Гонял по Москве, не выбирая направления, лишь бы ехать, двигаться. Никого не видеть и не слышать. На третьем транспортном кольце попал в пробку. Справа мигала поворотником красная мазда-трешка, симпатичная блондинка просила пустить в его ряд. Он притормозил, она повернулась, и он прочел по губам «спасибо». Милые такие пухлые губки.