Сообщения, поступавшие из английского посольства в Вашингтоне, создавали такое же впечатление. Хотя к середине июня о деле Гесса уже не писали на первых полосах американских газет, заголовки статей, казалось, звучали как какое-то гигантское эхо: «Эмбарго на все сообщения о местонахождении Гесса; решение премьер-министра не выступать с публичным заявлением; секретность окружает визит Уайнанта в Вашингтон; временное прекращение авиационных бомбардировок обеими сторонами50 и частный визит Киркпатрика в Ирландию — в представлении публики все это вместе создавало версию о мире путем переговоров». Спекуляции проникали в промышленные круги; им поверили такие люди, как Гувер. В большинстве своем слухи и спекуляции «распространялись только через частных лиц, в то же время за границей несомненно существовало неопределенное, но широко распространенное настроение тревоги и неуверенности, удобрявшее почву для немецкой пропаганды»51.
Точка зрения, наиболее точно отражавшая истинные взгляды Майского относительно Гесса уже после того, как немцы напали на СССР, состояла в убеждении, что Гитлер стремился заручиться английской поддержкой в войне, изобразив себя спасителем западной цивилизации в крестовом походе против коммунизма. Поэтому целью полета Гесса представлялась подготовка почвы для достижения англо-германского союза накануне войны или на ее начальной стадии. Окончательное мнение, сложившееся в Москве, было такое: Гесс прибыл по приказу Гитлера с мирными предложениями, имевшими отношение к плану «Барбаросса», но ошибся в предположениях о возможной английской реакции. Эту ошибку однако совершали также и русские, придерживаясь этого мнения вплоть до начала войны, — и только речь Черчилля, к великому облегчению русских, избавила их от этой ошибочной оценки. Трагическим образом бдительность Сталина накануне войны была отвлечена от реальной опасности, таившейся за углом52.
Глава 11. «Особо угрожаемый военный период»
Подготовка к войне
Ранней весной 1941 г. внимание Сталина, как и всего мира, было приковано к событиям, разворачивавшимся на Балканах. Дипломатия играла первую скрипку, но вопросы обороны никоим образом не были забыты. Суворов утверждает в своей книге, что в то время как уничтожалась старая линия обороны, не прилагалось серьезных усилий к строительству новых располагавшихся вдоль границы УРов (укрепленных районов)1.
В течение 1938 года русские реконструировали все имевшиеся у них 13 укрепленных районов; составлявшие их гарнизоны насчитывали 25 пулеметных батальонов, или 18000 человек. В конце этого года и в начале 1939 г. Советский Союз построил еще восемь укрепленных районов в дополнение к существующим до этого. Они должны были служить щитом армий прикрытия и дать возможность провести их перегруппировку в случае нападения немецких войск. Разработка новых стратегических планов в 1940–1941 гг. сопровождалась строительством 20 насыщенных вооружением укрепленных районов вдоль новой границы. Сталин лично принимал решение уничтожить старую линию обороны и снятое вооружение передать на новую линию обороны. В ходе этого строительства, однако, возникали бесконечные технические проблемы в процессе приспосабливания новых сооружений к старому вооружению. Таким образом начало войны застало старые укрепленные районы разоруженными, а новые — с еще не смонтированным вооружением2.
Главный военный совет Красной Армии дважды, в феврале и марте 1941 г., обсуждал пути ускорения строительства новых укрепленных районов. В середине марта Политбюро вновь оказало нажим, пытаясь снять препятствия, которые, казалось, мешали завершению строительства оборонительных сооружений. Ответственность за их строительство была вместо командования инженерных войск целиком возложена на маршала Шапошникова3. В середине апреля начальник Главного политического управления Красной Армии обследовал состояние укрепленных районов и пришел к печальному выводу о том, что они «в большинстве своем не боеспособны». Он возложил вину на наркомат обороны за то, что укрепленные районы не были вооружены и оборудованы4. Генеральный штаб, как полагается, издал 14 апреля директиву о необходимости ускорить строительство, на котором теперь ежедневно работали почти 140 тысяч человек. Директива начиналась словами: «Несмотря на ряд указаний Генерального штаба Красной Армии, монтаж казематного вооружения в долговременные боевые сооружения и приведение сооружений в боевую готовность производится недопустимо медленными темпами» (выделено Г.К. Жуковым)5.