Очевидно, вследствие яростных возражений Сталина против упреждающего удара, дальнейшей штабной работы в этом направлении не проводилось. Немцы продолжали систематическое наращивание сил, международное положение ухудшалось. В этот момент Сталин более непосредственно подключился к управлению военными делами. Особенную его бдительность вызвало обуревавшее Жукова желание ударить первым. В то же время отношения с Германией омрачались слухами о надвигающейся войне. Сталин жестко контролировал действия как дипломатов за границей, так и военных49. Принятие на себя обязанностей Председателя Совета Народных Комиссаров было, очевидно, связано с этим. Многочисленные, все более расплывчатые, указания вооруженным силам теперь исходили непосредственно из Кремля. Сталин во многом полагался на двух своих давних помощников, Мехлиса и Кулика, — дилетантов в военном деле. В стратегические вопросы стал также непосредственно вмешиваться Жданов — после того, как вскоре после трагических событий в Югославии был образован Комитет обороны50.
Применение стратегического отступления и использование пространственной глубины являются неотъемлемой частью военной доктрины, и в любом варианте развития событий предполагалось, что наступление будет организовано после стратегического отступления. Однако Сталин запретил военным академиям заниматься теоретическими изысканиями после чисток в армии. В попытке скрыть банкротство военных теоретиков доктрину фактически подменили простенькими лозунгами. Лишь для простых людей служили они сигналом агрессии. «Малой кровью и на чужой территории!», — сухо заметил Молотов через много лет. — «Это уже агитационный прием. Так что агитация преобладала над натуральной политикой, и это тоже необходимо, тоже нельзя без этого»51. В последние несколько месяцев перед войной стратегия Сталина не была ни оборонительной, ни наступательной. Это была стратегия пассивности, продиктованная в большой степени уверенностью в том, что проницательной политикой и адекватными приготовлениями можно будет оттянуть военные действия. Когда же реальность войны была осознана, то вместо того, чтобы опереться на военную доктрину или позволить военным сделать это, Сталин, как и было характерно для его стиля руководства, начал, реагируя на меняющиеся обстоятельства, давать путаные указания. Тем самым в результате его действий не существовало благоприятных условий для проведения военного планирования, которое свело бы воедино военную доктрину и стратегические цели. Попытка исправить положение, предпринимавшаяся в период с декабря 1940 по февраль 1941 г., была внезапно прервана по ряду политических причин, о некоторых из них уже говорилось. Неудовлетворительное осуществление дислокации в июне 1941 г. стало причиной того, что действия солдат, оказавшихся на поле боя без четко поставленных задач, были неуправляемыми, чисто инстинктивными52. Стоит заметить, что разработка военной доктрины была прервана, но не прекращена. Хотя ее больше не обсуждали и не преподавали в академиях, она продолжала свою жизнь в умах высшего командования и определяла его действия. Реорганизация Красной Армии и реабилитация ее военной доктрины, предпринятая лично Сталиным летом и осенью 1942 г., свидетельствует о преемственности, за исключением разрыва между чистками и Курской битвой. Этот разрыв и стал причиной неспособности связать теории оперативного искусства со стратегическими концепциями.
Таким образом, вследствие проявленной Сталиным осторожности в проведении мероприятий по подготовке к войне план обороны был принят довольно скромный, уделявший основное внимание юго-западному направлению. Цели войны не подвергались пересмотру. 17 мая была издана директива, подписанная Жуковым, Тимошенко и Ждановым, с критикой недостатков, выявленных в ходе инспекторских проверок вооруженных сил в начале 1941 г. Эти недостатки ставят еще больше под сомнение способность Красной Армии осуществить в тот момент упреждающий удар. Уроки, извлеченные из проверок, были рутинными и согласовывались с планом обороны. Они не говорят об особой бдительности, боеготовности, стойкости в обороне или приготовлениях к отражению вторжения танковых сил. Директива, однако, показывает, что острота положения, как кажется, была осознана.