Как правило, в основу понимания института семьи ложатся четыре критерия:
— родство (между родителями и детьми и между самими детьми)
— свойство́ (название связи вступивших в брак супругов и их родственников между собой)
— совместное хозяйство
— усыновление/удочерение
Список этих критериев наводит на вопрос: что это за явление, которое может возникнуть аж на четырёх разных основаниях? Либо на том, либо на том, либо на этом, либо же на всех вместе. Муж состоит в отношениях родства со своими детьми, но не с женой — эта группа называется семьёй. Но муж может и не быть родным для детей своей жены, а группа всё равно будет называться семьёй. Усложним картину: мужчина и женщина не регистрировали брак, а дети в их союзе также мужчине не родные и принадлежат сугубо матери, но все они живут вместе — скорее всего, мы тоже назовём данный союз семьёй. А ещё более сложный вариант: мужчина без оформления брака живёт с женщиной, уже имеющей ребёнка, все вместе они регулярно общаются с родителями мужа (условные бабушка и дедушка), у которых со временем возникает сильная привязанность к ребёнку; однажды мужчина и женщина погибают, остаётся лишь ребёнок и условные бабушка с дедушкой, которые и начинают принимать самое активное участие в жизни ребёнка — мы будем называть финальный союз этих троих семьёй? Здесь не было ни свойства́, ни родства, ни усыновления, и даже общее хозяйство совсем не обязательно. Так как это назвать?
Всё очень запутанно. Не удивительно, что в науке вопрос о сущности семьи по сей день остаётся непрояснённым (Вишневский, Кон, 1979, с. 9). При этом, что интересно, нельзя сказать, что идут какие-то особые споры или баталии вокруг понятия семьи — этого нет. Учёных будто устраивает эта неопределённость. Поэтому они чаще предпочитают спорить о том, какие размеры были свойственны «семье» в разные эпохи, но никак не о том, что же они, собственно, могут называть семьёй. Тот самый случай, когда проще обсуждать размеры чего-то, но не это самое что-то.
В свете всего изложенного можно считать откровенно спекулятивными такие популярные (очень популярные) высказывания, как "семья — это основа общества, без семьи невозможно существование как самого общества, так и государства", "семья — естественная среда обитания человека" или "семья — древнейший социальный институт" — как можно приходить к таким выводам, если мы не знаем, что такое семья?
Ответа о сущности семьи мы не найдём не только у антропологов, но даже и у юристов, которые регулярно обращаются к Семейному кодексу для защиты интересов отдельных лиц или их союзов. Да, как это ни удивительно, в российском семейном законодательстве до сих пор отсутствует определение семьи, даже несмотря на то, что есть Семейный кодекс. В семейном законодательстве других стран даётся определение семьи, но оно сводится к тем самым четырём разным основаниям, о которых было сказано выше, то есть никакой вразумительной чёткости всё равно нет.
Как констатируют юристы, "едва ли не в каждой из отраслей права термин «семья» имеет своё особое значение" (Толстой, 1969, с. 5), поскольку "семья — это коллектив, объединённый самыми разнообразными узами" (Нечаева, 1998, с. 8). Поэтому ожидаемо, что порой находятся исследователи, выступающие против употребления термина «семья», так как он "представляет собой чисто искусственное понятие — бесполезное для полевого этнографа и опасное для теоретика" (цит. по Косвен, 1948, с. 43).
Загадка родства
Трудности с определением семьи начинаются даже раньше — с определения понятия «родство», которое традиционно считается одним из главных оснований семьи. Конечно, для обывателя вопрос родства снова предельно ясен: родство — это связь по крови ("роды", "рождение"); люди, в жилах которых бежит одна кровь, являются родственниками. То есть, в представлении масс, родство опирается на биологию, производно от неё.
Но в реальности опять всё куда сложнее. Когда этнографы XIX века приступили к изучению туземных племён по всему свету, то сразу столкнулись с необычной ситуацией: разные народы понимали родство не совсем так, как привык европеец. Оказывается, родство во многих культурах осмыслялось не в биологическом ключе, не по крови, а по каким-то другим критериям.
Широко распространено родство по кормлению (Бутинов, 2000, с. 151) — когда отцом или матерью ребёнка считаются те, кто его вскормил. И данное осмысление родства было и остаётся характерным не только для различных туземцев, но даже и для многих народов Европы в совсем недавнем прошлом: когда-то у болгар в порядке нормы считалось, если женщина вскормила приёмного ребёнка грудью, то он уже был не просто приёмным, но и родным — в таком случае он уже не мог вступать в брак с кем-то из родни кормилицы, а если же она его не кормила, то брак между ним и её роднёй был возможен (Косвен, 1948, с. 35). По этой же причине родство возникало и между двумя усыновлёнными, выкормленными одной женщиной.