До сих пор, по счастью, нам удавалось показать правильность нашей методики интерпретации на самом материале, теперь же пришло время продемонстрировать логику общего подхода, на котором основывается эта методика в целом. До настоящего времени результаты нашего толкования создавали впечатление, что в целом формирование мифа начинается с самого героя, а именно — с юного героя. В самом начале мы заняли позицию проведения аналогии между героем мифа и эго ребенка. Теперь мы оказываемся перед необходимостью привести наши предположения и заключения в соответствие с другими концепциями формирования мифа, казалось бы, прямо противоположными.
Мифы, конечно же, создаются не героем, и тем более не героем в детском возрасте; давно известно, что они являются творениями людей взрослых. Стимулом к их созданию, очевидно, является общее изумление вследствие появления героя, удивительная история жизни которого в воображении людей может начинаться только с необычного младенчества. Однако история удивительного детства героя создается отдельными создателями мифов — к которым в конечном итоге сводится неопределенная идея народного разума — на основе представлений о своем собственном детстве. Наделяя героя деталями истории своего собственного детства, они идентифицируют себя с ним, так сказать, претендуя на роль подобных героев в рамках своей собственной личности. Поэтому настоящим героем создаваемой саги является эго, которое воплощается в герое, возвращаясь к тому времени, когда оно само было героем, совершившим свое первое героическое деяние — восстание против отца. Эго может отыскать свой собственный героизм только во времена детства, и поэтому оно приписывает герою свой собственный мятеж, наделяя его чертами, которые некогда сделали само эго героем. Эта цель достигается детскими мотивами и материалами, возвращением к детскому вымыслу и переносом его на героя. Следовательно, мифы создаются взрослыми на основе ретроградных фантазий \ герою
Эта идея, явившаяся результатом познаний в области невротической фантазии и структуры симптома, была использована профессором Фрейдом для толкования романтической и мифотворческой работы
приписывается собственная история создателя мифа. Между тем за всем этим стоит оправдание отдельной личностью своего собственного детского неприязненного отношения к отцу.
Таким образом, кроме оправдания героя в его отвращении к отцу, миф содержит и оправдание индивида в его бунте против отца. Такое бунтарство отягощает его с самого детства, так как ему не удалось стать героем. Теперь он получает возможность оправдать себя, выделяя тот факт, что отец сам дал ему основание для его враждебности. Любовь к отцу, как было показано выше, также проявляется в этих фантазиях. Следовательно, появление этих мифов обусловлено двумя противоположными мотивами, оба они подчинены мотиву оправдания индивида через героя: с одной стороны, это мотив любви и благодарности по отношению к родителям; а с другой — мотив бунта против отца. Однако в этих мифах прямо не указывается, что конфликт с отцом возникает на основе сексуального соперничества по поводу матери, но явно предполагается, что этот конфликт относится ко времени неведения ребенка относительно половых процессов (зачатие, рождение), которые представляют для него загадку. Эта загадка находит свое временное и символическое разрешение в детской сексуальной теории корзины и воды*
Мотив инцеста как один из основных компонентов, определяющих формирование мифа, обсуждается автором в специальном исследовании сказания о Лоэнгрине, которое относится к мифам о рождении героя. Циклический характер саги о Лоэнгрине объясняется описанной Фрейдом фантазией о себе как своем собственном сыне. Этим объясняется тождественность отца с сыном в некоторых мифах, повторение их жизненного пути; тот факт, что героя иногда изгоняют лишь по достижении им зрелости, а также
поэтического воображения в лекции Поэты и фантазии (Freud: Der Dichter und das Phantasieren).
В отношении этно-психологических параллелей и других детских сексуальных теорий, которые проливают некоторый свет на дополнительный миф о процессе рождения героя смотрите работу автора в: Zentralblatt fur Psychoanalyse, II, 1911, S.392-425.
близкая связь рождения и смерти в мотиве брошенности на произвол судьбы. (В отношении воды как воды смерти в частности см. гл. IV упомянутой выше работы, посвященной саге о Лоэнгрине.) Юнг, который рассматривает типичную судьбу героя как выражение человеческого либидо и его типичных трансформаций, сделал эту тему ( в виде фантазии рождения заново, которой подчинен мотив инцеста) основным пунктом своей интерпретации. Не только рождение героя, происходящее при необычных символических обстоятельствах, но также и мотив двух матерей героя Юнг объясняет рождением героя в таинственных ритуалах второго рождения от матери-супруги.