Но если параноику в соответствии с его пассивным характером приходится терпеть преследования и зло, кото-
Это особенно хорошо видно в мифах о греческих богах, где сын (Кронос, Зевс) вначале должен убрать отца, прежде чем сможет взять в свои руки его власть. Форма устранения посредством кастрации — очевидно, самое сильное выражение бунта против отца — является в то же время доказательством его сексуального происхождения. В отношении мести см. работы Фрейда Детские сексуальные теории и Анализ фобий пятилетнего мальчика (Jahrbuch f.Psychoanalyse).
рые в конечном итоге исходят от отца и которых он пытается избежать, помещая себя на место отца или царя, анархист, движимый своим героическим характером, становится гонителем царей и в конце концов убивает царя, подобно герою. Удивительное сходство жизненного пути некоторых преступни-ков-анархистов, с одной стороны, и семейного романа героя и ребенка — с другой, было продемонстрировано автором на конкретных примерах (Rank: Belege zur Rettungsphantasie in Zentralblatt f. Psychoanalyse, I, 1911, S.331; Die Rolle des Familienromans in der Psychologie des Attentäters, in Internationale Zeitschrift für ärztliche Psychoanalyse, I, 1913). Таким образом, истинно героический момент заключается в подлинной справедливости или неотвратимой необходимости поступка, который вследствие этого вызывает всеобщее одобрение и восхищение*, в то время как нездоровый момент, в том числе в криминальных случаях, состоит здесь в патологическом переносе ненависти с отца на реального царя (или царей — в случае более обобщенного искаженного переноса).
Как за такой же поступок мы восхваляем героя, не интересуясь его психической мотивацией, так и анархист заслуживает некоторого снисхождения или изменения меры наказания по причине того, что он убил совсем не того человека, которого хотел уничтожить на самом деле, несмотря на внешне, пожалуй, возвышенную, например, политическую мотивацию его поступка"
А сейчас давайте остановимся у этой границы, где так близко соприкасаются содержание невинных детских выдумок, подавляемые и бессознательные невротические фантазии, поэтические мифологические структуры и, вместе с тем, некоторые формы психических заболеваний и преступлений, хотя по своим причинам и движущим силам они далеки друг от друга. Не будем поддаваться соблазну последовать по одному из расходящихся здесь путей, которые ведут в совершенно иные области и пока остаются нехожеными тропами в неведомое.
Сравните контраст между Теллем и Паррисидой в Шиллеровском Вильгельме Телле, подробно обсуждавшийся автором в: Incest Book. В этой связи смотрите тонкое психологическое толкование случая Татьяны Л. и ее неудавшейся попытки убийства (Wittels:0/e sexuelle Not, Vienna; Leipzig, 1909).